Рассказы о Великой Отечественной войне, 6 класс
Рассказы о войне 1941-1945 г. для школьников средних классов
Сергей Алексеев «Паричи»
Наши войска освобождали Советскую Белоруссию.
Белоруссия — край болот. Царство трясин и топей. Нелегко здесь войскам сражаться.
Один из ударов советские войска наносили на город Паричи. Паричи стоят на реке Березине. Решался вопрос, с какой стороны ударить на Паричи: с юга или с востока.
Впрочем, по всем военным наукам ударить здесь можно было только с востока. На юг от Паричей тянулись болота: те самые — белорусские, непроходимые.
Ясно фашистам: если и будет удар на Паричи, так только с востока — с левого берега Березины. Ясно и нашим, что нет здесь другого пути.
И все же...
Армией, которая должна была здесь наступать, командовал генерал Павел Иванович Батов. Ломает над планом операции голову Батов. Ездит на правый, на левый берег Березины. Все чаще ездит на правый — туда, где болота.
Армия Батова входила в состав Первого Белорусского фронта. Командовал фронтом генерал Константин Константинович Рокоссовский. И Рокоссовский ломает голову. Все обдумывает операцию. Ездит на левый берег Березины, ездит на правый. Все чаще и чаще туда, где болота, — на правый.
Представителем Ставки Верховного Главнокомандования на Первом Белорусском фронте был Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. И Жуков над тем же вопросом ломает голову. Ездит на Березину, на правый, на левый берег. Все чаще на правый ездит. По болотам в раздумье бродит.
Нужно сказать, что тайно ездят они к болотам. Скрывают один от другого свои поездки. Ясно одно — не дают покоя болота.
И вот здесь на болотах однажды неожиданно встретились маршал и генералы.
— Здравия желаем, товарищ маршал! — поприветствовали Жукова генералы.
— Здравия желаю, товарищи генералы, — ответил Жуков, Глянул на генералов: — Что же вас сюда привело?
— Да так, — пожали плечами Рокоссовский и Батов, — урвалась минута отдыха. Места здесь на редкость сказочные.
Ответили генералы и сами с вопросом к Жукову:
— Чем обязаны вашим присутствием, товарищ маршал?
— Да так, детство чего-то вспомнил, давно не ходил по болотам, — ответил Жуков.
Глянул Жуков на Рокоссовского, на Батова, глянули Рокоссовский и Батов на Жукова — рассмеялись маршал и генералы.
Ясно им, почему они встретились. Ясно каждому, что привело их сюда, в трясины.
Вскоре советские войска пошли в наступление.
Ждут их фашисты с востока. И вдруг:
— Русские с юга!
— Русские с юга!
— Как с юга? Там же трясины, болота, топи!
Все верно. Из болота выходят русские.
Но это только казалось, что наши войска выходят из болота. На самом деле маршал Жуков приказал нашим инженерным частям соорудить здесь мосты и настилы. По ним через болота и переправились советские войска.
Удар был стремительным. Неожиданным. Фашисты бежали. Свободны Паричи.
Сергей Алексеев «Подвиг неизвестного сапера»
21 апреля 1945 года советские войска ворвались в Берлин.
Берлин огромный город, 600 тысяч домов в Берлине. Каждая улица дышит смертью.
Возвели фашисты на улицах баррикады, устроили завалы и заграждения.
Минные поля прикрывают подходы к завалам. Пулеметы простреливают каждый клочок земли. Каждый дом в Берлине стал настоящей крепостью. Каждая улица — полем боя.
На одной из берлинских улиц завал оказался особенно прочным. Из железа, из стали, из каменных плит. Пошла на штурм пехота. Не прорвались вперед стрелки. Лишь гибнут в атаках солдаты. Подошли советские танки. Открыли огонь из пушек. Пытаются в завале пробить проход. Нет достаточной силы а снарядах, в танковых пушках. Стоит, как стена, завал. Преградил он дорогу пехоте, танкам. Застопорилось здесь продвижение.
Смотрят солдаты — пехотинцы, танкисты на железо, на камни, на сталь:
— Подрывников бы сюда, саперов.
И вдруг, словно бы кто-то подслушал солдатские речи. Видят солдаты — к завалу ползет сапер. Ползет, тащит взрывчатку, бикфордов шнур. Вот привстал. Переждал. Пригнулся. От дома к дому перебежал. Вот снова ползет по-пластунски.
Впились солдаты в него глазами. Каждый удачи ему желает. Подобрался взрывник к завалу. На одну из каменных плит поднялся. Лег на плиту. Кладет под плиту взрывчатку. Уложил. Шнур потянул бикфордов.
Следят за сапером солдаты. Что за чем последует, точно знают. Вот сейчас бикфордов шнур подожжет боец. Заспешит по шнуру огонек к взрывчатке. Быстро спрыгнет с плиты сапер. Отбежит подальше, спрячется. Дойдет огонек до взрывчатки, сотрясется завал от взрыва! Возникнет в завале брешь. Сквозь брешь и рванутся вперед солдаты.
Так и есть. Вот вынул спички солдат из кармана. Вот высек огонь. Вот подносит огонь к шнуру. И вдруг. Вскинул сапер руками. Упал на плиту и замер. «Убит!» — пронеслось.
Но нет. Шевельнулся солдат.
— Братцы, да он не убит. Он — ранен.
Шевельнулся взрывник. Чуть приподнялся. Посмотрел на плиту, на шнур. Что-то, видать, прикинул. Двинул рукой, потянулся к спичкам. Вот снова в руках у него коробок. Вот силится высечь огонь солдат. Чиркнул спичкой. Не зажглась, не вспыхнула сера. Опустился вновь на плиту сапер. Видят солдаты — плита краснеет. Но нет, не сдается боец. Снова он потянулся к спичкам. Снова в руках у него коробок. Чиркнул спичкой. Ура! Горит. Тянет спичку сапер к шнуру. Перешел со спички огонь на шнур. Побежал к взрывчатке дымок, закурился змейкой.
— Прыгай, прыгай! — солдаты кричат саперу.
Лежит на плите сапер.
— Прыгай! Прыгай!
И только тут понимают солдаты — нет сил у сапера спрыгнуть. Лежит на плите герой. Бросились к нему на помощь солдаты. Но в это время грянул взрыв. Взлетели в небо плита и камни. Открылся проем в завале. Устремились в него солдаты.
Вечная память саперу! Вечная память герою!
Сергей Алексеев «Данке шён»
На одной из берлинских улиц остановилась походная кухня. Только что отгремели кругом бои. Еще не остыли от схваток камни. Потянулись к еде солдаты. Вкусна после боя солдатская каша. Едят в три щеки солдаты.
Хлопочет у кухни Юрченко. Сержант Юрченко — повар, хозяин кухни.
Хвалят солдаты кашу. Добрые слова приятно сержанту слушать.
— Кому добавки? Кому добавки?
— Ну что же — подбрось, — отозвался ефрейтор Зюзин.
Добавил Юрченко Зюзину каши. Снова у кухни возится. Вдруг чудится Юрченко: словно бы кто-то в спину солдату смотрит. Повернулся — и в самом деле. Стоит в подворотне ближайшего дома с вершок, с ноготок мальчонка, на Зюзина, на кухню глазами голодными смотрит.
Сержант поманил мальчонку:
— Ну-ка, иди сюда.
Подошел тот к солдатской кухне.
— Ишь ты, неробкий, — бросил ефрейтор Зюзин.
Взял Юрченко миску, наполнил кашей. Тянет мальчишке.
— Данке шен, — произнес малыш, спасибо, значит. Схватил миску, умчался в подворотню.
Кто-то в догонку бросил:
— Миску не слопай, смотри — верни.
— Э-эх, наголодался, видать, — отозвался ефрейтор Зюзин.
Прошло минут десять. Вернулся мальчишка. Тянет миску, а с ней тарелку. Отдал миску, а сам на тарелку глазами косит.
— Что же тебе, добавки?
— Битте, фюр швестер, — сказал мальчишка.
— Для сестренки мальчишка просит, — объяснил кто-то из сидящих рядом.
— Ну что же, тащи и сестренке, — ответил Юрченко.
Наполнил повар тарелку кашей.
— Данке шён, — произнес мальчишка. И снова исчез в подворотне.
Прошло минут десять. Снова малыш вернулся. Тащит опять тарелку. Подошел он к походной кухне. Тянет вперед тарелку:
— Битте, фюр муттер, — просит для матери.
Рассмеялись солдаты:
— Ишь ты, какой проворный!
Получил и для матери мальчик
Вскоре возле походной кухни уже группа ребят собралась. Стоят в отдалении, смотрят на миски, на кухню, на кашу.
Едят солдаты солдатскую кашу, видят голодных детей, каша не в кашу, в солдатские рты не лезет.
Переглянулись солдаты. Зюзин на Юрченко, на Зюзина Юрченко.
— А ну, подходи! — крикнул ребятам Юрченко.
Подбежали ребята к кухне.
— Не толпись, не толпись! — наводит порядок Зюзин. Выдал ребятам миски. Построил в затылок один другому. Получают ребята кашу:
— Данке шён!
— Данке шён!
— Данке шён!
— Данке шён!
Наголодались, видать, ребята. Едят в три щеки ребята.
Вдруг в небе над этим местом взвыл самолет. Глянули вверх солдаты. Не наш самолет — фашистский.
— А ну по домам! А ну по домам! — погнал от кухни ребят ефрейтор Зюзин.
Не отходят ребята. Ведь рядом каша. Жаль расставаться с кашей.
— Марш! — закричал ефрейтор.
Пикирует самолет. Отделилась бомба. Летит.
Бросились дети в разные стороны. Ударила бомба и прямо в кухню. Смотрят дети — ни кухни, ни каши. Лишь миски пустые в руках остались.
Петр Федоренко «Компас»
ПОЧЕМУ УЕЗЖАЛИ В ТЫЛ?
Папа и мама у Павлика работали на тракторном заводе. А Павлик ходил в детсад, в старшую группу.
Началась война. Фашисты стали бомбить завод. Каждый день прилетали. И тогда завод решили эвакуировать, значит, увезти в тыл. Тылом называли место, куда вражеские самолеты не могли долететь.
Но как же увезти завод? Стены ведь не погрузишь в вагоны. Зато станки — можно. Вот их сняли с фундаментов, краном погрузили на железнодорожные платформы, закрыли брезентом и отправили. Поехали с этим поездом и рабочие. Папа Павлика — Петр Иванович Рыбаков — тоже уехал.
Во время воздушных налетов Павлик с мамой прятались в бомбоубежище. Был здесь и Миша Обухов из Павликовой группы, у него отец в первый день войны ушел на фронт. У Миши была черная плоская коробочка: маленькие шахматы.
Павлик играть в шахматы не хотел, и Миша приставал к другим ребятам: «Сыграем?»
Но никто не соглашался. Все смотрели на потолок и ждали, когда кончится бомбежка. Над головой сильно бухало, и потолок скрипел и дрожал.
У Павлика тоже имелась необыкновенная вещь — светящийся компас. Ему дедушка — черноморский моряк — на день рождения подарил:
— Вот тебе самый верный морской компас. С ним никогда не заблудишься.
Павлик с компасом не расставался. Даже на ночь клал под подушку. Он уже знал, что земля круглая, поэтому ее называют земной шар. Если встать лицом по стрелке на букву «С», там будет север, за спиной — юг, слева — запад, справа — восток... С запада напали на нас фашисты. А завод эвакуировался на восток.
Наконец прекратилось буханье над потолком, и воздушную тревогу отменили. Вышли из бомбоубежища Павлик и Миша. Смотрят — а их дом горит. В подъезд, где Миша жил, попала бомба. Пожарные тушили огонь из брандспойтов. Тут Миша заплакал.
Мише стало негде жить. Ничего у него теперь не было: ни книжек, ни тетрадей к школе, ни ботинок, ни бескозырки с якорями на лентах. Остались только трусы и майка, что на нем, и коробочка — шахматы.
Мамы Павлика и Миши дружили, поэтому Миша стал жить у Павлика.
А на другой день пришел с завода папин друг, усатый инженер Анисимов. Он сказал:
— Приказ немедленно эвакуироваться. Взять с собой только самые необходимые вещи.
— Шевелись, Павлик! — приказала мама. — Собирайся! Подели свое добро с Мишей пополам.
Павлик первым делом спрятал в карман компас и стал делиться. Достались Мише куртка Павлика, длинные брюки, ботинки, шапочка с помпоном.
Мама Павлика тоже поделилась с мамой Миши — тетей Зоей. Мама была полная, а тетя Зоя худенькая, поэтому вся одежда ей подошла. Она ее потом немного ушьет.
Вдруг за окнами засигналила машина.
— За нами! — сказала мама.
«СТАНЦИЯ КИПЯТОК»
Долго ехал поезд. То спешил изо всех сил: чуф-фуч-чуф, то еле полз: чу-фыть-чу-фыть. Так он хотел перехитрить вражеские самолеты. Хорошо, когда было пасмурное небо: самолеты не летали и не бомбили. Но тогда и вовсе приходилось стоять — пропускать встречные поезда. Они шли к фронту — с красноармейцами, с пушками.
На третий день остановились на какой-то станции. Павлик прочитал на стене слово «кипяток».
— Станция Кипяток, — сказал он.
Так Павлик пошутил. На каждой станции была такая надпись. Пассажиры, как только увидят ее, хватают чайники и бегут за кипятком, потом чай пьют.
Вдруг раздался сигнал «Воздушная тревога».
Инженер Анисимов закричал:
— Из вагонов долой!
Только выбежали на перрон и в какую-то канаву спрятались, как налетели самолеты с черными крестами. Они так низко летели и ревели и выли, что от страха тело само вжималось в землю.
И вдруг раздался страшный грохот: взорвалась бомба. Павлика подбросило. Он успел увидеть, как загорелся один вагон.
Потом Павлик ничего не видел. Потому что новый взрыв бомбы засыпал его и маму землей.
Очнулся Павлик уже в вагоне. Он лежал на шинели инженера Анисимова, весь в синяках. И мама была в синяках. Она плакала:
— Ты живой, Павлик?
Теперь вокруг народу стало еще больше. Привели тех, чей вагон сгорел.
— Ничего: в тесноте, да не в обиде! — сказал инженер Анисимов.
На скамейку к Павлику посадили девочку Феню. С нею была бабушка. Бабушка извинялась:
— Потесним вас.
Вечером поезд пошел. И не останавливался нигде. Утром другого дня он уж был далеко от фашистов.
Инженер Анисимов улыбнулся Павлику:
— Прав ты был, Павлик. Вчерашняя станция — настоящий кипяток оказалась.
Павлик после бомбежки заболел. У него открылся жар. Ему клали на лоб влажное полотенце.
— Феня, ты спой ему что-нибудь, — сказала бабушка.
И Феня спела хорошую песню про крейсер «Варяг», про то, как геройски сражались и не сдались врагу русские моряки.
У Фени оказались синие глаза, длинные косички. Голос был сильный, на весь вагон.
Миша сел к Павлику, достал яблоко побольше, сказал:
— Это тебе.
Павлик показал на певицу:
— Ей отдай.
Миша подумал-подумал и отдал яблоко Фене.
СЕРЕДИНА ЗЕМЛИ
Павлик спал крепким сном, когда поезд остановился и чей-то голос сказал: «Приехали!»
Павлика подняли. Он хлопал заспанными глазами, ничего не понимал. Было темно, шел дождь.
— Веселей, веселей! Первый вагон, за мной! — командовал кто-то бодро. Павлик узнал папин голос.
— Папа! — закричал он.
Папа сейчас же оказался рядом, подхватил Павлика и маму.
— Наконец-то! Пятый день встречаем! — сказал он.
Их поезд дал гудок отправления и двинулся дальше.
— Ой, куда же он? — удивилась бабушка Фени. — Разве там есть еще земля? Я думала, мы на край света заехали.
— Что еще за «край света»? — ответил папа. — Это середина нашей
В темноте пошли куда-то. Неожиданно показались освещенные окна.
— Сюда! — сказал папа...
Это был клуб. В зрительном зале стояло много кроватей для эвакуированных.
...Утром Павлика и Мишу разбудил папа.
— Шагом марш в столовую! — распорядился он. — Мамы наши там.
Дождь перестал. И хоть было еще грязно и мокро, на небе уже сияло доброе солнце. Папа подбодрил ребят:
— Привыкайте! Вот здесь красота какая. Горы, город и завод — все вместе!
Правда, рядом ходили трамваи, стояли многоэтажные дома и тут же блестели стекла заводских корпусов, гудели трубы, стучали молоты, ухали прессы. А возле завода росли высокие- высокие деревья. И у них не листья были, а зеленые иголки.
— Это сосны, — рассмеялся папа. — То и хорошо, что завод одной ногой в городе, а другой — в тайге. А вот наш цех, — показал папа.
Павлик удивился: что это за цех — крыша и стены брезентовые.
— А вы как думали? Идет война, а мы тут стройку развернем на десять лет? Нет. Мы вот как сделали: положили на землю рельсы — это фундамент, на фундаменте укрепили станки, к ним подвели электричество, включай мотор и — пожалуйста, работай. Ни дня простоя не было. А чтоб дождь не намочил, натянули брезентовую крышу.
В это время их обогнал строй ребят в черных гимнастерках и фуражках с перекрещенными молоточками над козырьком. Ребята шли, как красноармейцы, соблюдая равнение.
— Ремесленники, — сказал папа. — Наша рабочая смена. Подучатся, как надо, тогда мне можно на фронт. А пока не пускают.
— Костя! Пермяков! — вдруг позвал папа. Один из ремесленников остановился. — Знакомься, Костя, это мой сын Павлик. А Миша — его большой друг. В сентябре пойдут в первый класс.
Костя подал ребятам руку.
— Молодцы, что приехали. Будет компания моему братишке Вите. Он тоже осенью пойдет в школу.
Тут ребята увидели, как с заводского двора паровоз вывозил платформы, на которых стояли укрытые зеленым брезентом танки. Вообще-то, что это танки — не видно. Но длинную пушку разве спрячешь?
— Наша работа! — сказал с гордостью папа.
— Наша работа! — повторил кто- то за спиной у ребят. Это были отец Кости — дядя Прокопий и дедушка Илларион Феофилактович. Вот уж имя так имя: никогда не выговорить.
С ними был мальчик, очень похожий на Костю, — Витя Пермяков.
ПАПА
Когда началась зима, эвакуированных переселили в бараки. В одной комнате стала жить семья Павлика, в другой — Миша с тетей Зоей. А дальше по коридору — Феня с бабушкой. А еще дальше — инженер Анисимов.
У Павлика трудная пошла жизнь. В комнате холодно, на улице холодно. Папа на заводе до ночи. Мама на заводе до ночи. Раньше она работала в заводоуправлении, а теперь — у станка. Токарем стала. Смена — одиннадцать часов. В школу Павлика будила Фенина бабушка.
Папа и мама по очереди приходили в обед домой, приносили Павлику еду из столовой. Папа спрашивал:
— Как учеба?
— Хорошо.
— Порядок в танковых войсках! Так держать!.. Ну-ка, разбуди меня, сын, через пятнадцать минут.
Папа снимал валенки, ложился на топчан, укрывался полушубком. И сразу же засыпал. Павлик держал папины часы в руках и следил за стрелками. Очень быстро пробегали они пятнадцать минут. Павлик трогал папу за плечо:
— Вставай!
— А? Спасибо! — Папа мгновенно просыпался, опускал ноги в валенки, натягивал полушубок и уходил на завод.
Однажды вечером к папе пришли инженер Анисимов и дедушка Вити Пермякова. Папа на большом листе бумаги нарисовал башню танка и какую- то коробку.
— Форма называется.
— Никогда мы такого не делали! — изумился дедушка Пермяков.
— Не только мы, никто в мире не делал, — сказал инженер Анисимов. — Чтобы башни танков штамповать, как ложки, к примеру, до этого надо додуматься.
— А мы додумались! — засмеялся папа. — Раскаленный металл под пресс, и — будьте любезны, получите — башня готова. Через двадцать минут!
— Не зря вас учили, инженеров, — покачал головой дедушка Пермяков.
Павлик понял, что папа и инженер Анисимов придумали, как быстрее выпускать танки. А дедушка Пермяков будет им помогать: ведь он кузнец.
Павлик попробовал засыпать и просыпаться, как папа. Не получилось. То есть засыпал-то он быстро, а проснуться, когда надо, не мог. Бабушка поставит его на ноги, оденет даже, а он, чуть его отпустили, хлоп на постель — и опять спит.
MAMA
Совсем нечего стало есть. А есть хочется. Так бы целую буханку хлеба съел. Да взять ее негде. Когда голодно, ничего не хочется. Ни бегать, ни играть.
Мама Павлика взяла санки, погрузила на них узел с барахлом — так она называла свою и папину одежду — и поехала менять ее на продукты.
А тете Зое менять нечего. Она сказала Мише:
— Давай твои шахматы продадим, картошки купим.
Миша прижал коробочку к груди, на глазах слезы: жалко. Как он без них?
Мама Павлика привезла продукты. Устроили общий обед. И картошка была, и сало. Тетя Зоя стеснялась. Мама Павлика сказала:
— Брось, Зоя! Мы должны друг другу в беде помогать. А как же иначе?
Тетя Зоя обняла ее. Посмотрел Павлик, а они теперь обе одинаково худые. Платья на обеих висят, как на вешалке.
После обеда Миша подошел к Павлику:
— Сыграем?
— Сыграем, — согласился Павлик. Теперь играть захотелось.
СВЕТЛЫЙ ДЕНЬ
Прошли весна, лето, осень. Наступила опять зима. Павлику купили черную шапку, как у ремесленников. У Миши — такая же шапка. Стали Павлик и Миша учиться во втором классе. А война все не кончается. Фашисты до самой Волги добрались. Многие рабочие ушли на фронт.
По вечерам электричества не было. Экономили энергию для завода. Сидели при коптилке. Такая это плоская баночка, в ней керосин, а в нем фитиль, вставленный в трубочку, плавает. И горит-мигает, еле-еле темноту разгоняет.
Конечно, при коптилке уроки делать трудно, как ни старайся.
Однажды, в такой вот вечер, папа рано пришел. С ним инженер Анисимов. Веселые, шумные. Павлик давно не видел, как папа смеется.
— Наши под Сталинградом фашистов разгромили! Девяносто тысяч
И правда, стало светло в комнате. Потому что все улыбались.
— Пойдем на митинг! — позвал папа.
Митинг — это когда в клубе натоплено, светло, много народа и на сцене красные знамена. А с трибуны говорят речи.
— Хорошо воюют наши братья на фронте, — говорил директор завода. Он был седой, в черной гимнастерке. — Чтобы крепче они били врага, надо нам еще лучше работать. Больше выпускать танков. С прочной броней. Неуязвимых в бою...
Павлик очень гордился, что его папа и инженер Анисимов сидят в президиуме за столом, покрытым красной скатертью.
После директора дядя Прокопий Пермяков, Витин папа, выступал.
— Мы — рабочие люди! — сказал он гордо. — Мы на нашем заводе изготовляем танки. Это хорошо! Но мы сами можем и в бой повести танки. Наша бригада решила: пускай каждый обучится водить танк и стрелять из пушки и пулемета. Тогда от нас будет фронту двойная польза!
Папа поддержал дядю Прокопия:
— Хорошее дело предлагает товарищ Пермяков. Своевременное. Хоть враг потерпел поражение на Волге, но он еще ох как силен! И еще много нашей территории под фашистским сапогом... Наш цех тоже обязуется выпустить сверх плана танк и подготовить для него экипаж: водителя, башнера и стрелка...
— Молодцы! — сказал директор.
— Возьмите меня в экипаж! — попросился ремесленник Костя Пермяков.
— И меня!
— И меня! — послышались голоса.
— А если все цеха дадут по танку сверх плана? — говорили в зале. — А если все заводы Урала? Тогда это получится большое воинское соединение. Может, целый корпус. Вот это будет дело!
Раздались голоса:
— Пусть будет корпус добровольцев!..
— В такой корпус нужно принимать не всех подряд, а самых лучших!
Когда шли домой, Павлик спросил:
— Корпус — это сколько?
Миша не знал.
— Эх вы! — сказал Костя. — Корпус — это четыре бригады. В каждой бригаде — четыре полка. В каждом полку — четыре батальона. В каждом батальоне — четыре роты, в каждой роте...
— Четыре взвода, — подхватил Миша. — Мой папа командир роты.
— Вот-вот. А в каждом взводе — три танка. А в каждом танке...
Это все знали:
— Четыре танкиста.
— Вот и посчитайте, сколько танков и сколько людей в корпусе. Корпус — это сила будь здоров, останутся фашисты без зубов! Если три уральские области — Свердловская, Пермская и Челябинская — возьмутся, за полгода корпус будет готов. Я первый запишусь.
ВОЙНА НАРОДНАЯ
Нина Романовна — Павликова учительница — пожилая, маленькая, в круглых очках — на уроке взяла у него компас. Посмотреть.
— Занятная штука! — сказала она. — Взглянешь и представляешь себе, что делается на всем белом свете.
— А что?
— Что делается? А разве ты не знаешь? На западе что сейчас?.. От Белого моря до Черного? Война идет! А на севере что сейчас? На Белом море?.. Тоже война. На юге? На Кавказе и в Крыму? Тоже фронт. Везде грозные тучи надвинулись. Выходит, со всех сторон света нас поджидает беда. Враги хотят нас покорить. Они ворвались к нам, грабят, сжигают города, убивают беззащитных стариков, женщин и детей. Вот что делается на белом свете, Павлик! Только враги напрасно стараются. На защиту Родины вместе с Красной Армией поднялся весь наш народ! А кто это — наш народ? Что за люди? Откуда? Да это мы с вами, дорогие мои, все вместе и каждый в отдельности: ты, Павлик, ты, Миша, ты, Витя, ты, Феня, это — ваши мамы и папы, дедушки и бабушки, братья и сестры. Все это наш народ! А когда на защиту своей страны поднимается народ, тогда война — народная, и никакие враги нас не одолеют. Ни за что!
ТАНК ДЕДУШКИ ПЕРМЯКОВА
Холода все крепче. В одежонке, какая у Павлика и Миши, только дорогу перебежать. После школы собрались у Вити. У него в доме тепло, не то что в бараке. Уроки сделали. Потом Павлик сказал:
— Нас четверо, как раз экипаж для танка. Давайте играть в танкистов. Чур, я буду из пушки стрелять!
— Ладно. А я буду механик-водитель, — сказал Витя и заурчал, подражая мотору: — Тыр-тыр-тыр-тыр!
— А я, — Миша отозвался, — стрелок-радист. Едешь и со всеми по радио разговариваешь: «Товарищ десятый, танки противника справа. Товарищ восьмой, прибавьте огня!» Мне это подходит.
— А мне что делать? — спросила Феня.
— Феня вообще девчонка, ее в танк нельзя, — сказал Миша, — она тут лишняя.
— Нет, она не лишняя, — возразил Павлик, — она будет медсестра.
— Все равно у вас танка нет, — обиделась Феня и ушла.
Дедушка Пермяков — он после ночной смены спал — выглянул из своей комнаты. Покачал головой:
— Нехорошо. Обидели Феню, ребятишки. Вот так экипаж машины боевой! Настоящий танкист — уважительный человек.
— Илларион Фео-филактович, — попытался выговорить Павлик имя дедушки Пермякова, — мы с Феней помиримся. Она... хорошо поет.
— И правильно, что помиритесь, правильно. А насчет танка она права: нет его у вас. В том-то и дело. У вас нет, а у меня будет, — сказал он загадочно.
Дедушка Пермяков надел белую рубашку, причесал усы и бороду, вынул из сундука черный пиджак, — а там на лацкане орден «Знак Почета».
— Айда со мной в заводоуправление, экипаж!
В заводоуправлении нашли дверь с надписью: «Прием в добровольческий танковый корпус». Постучались, вошли.
Дедушка Пермяков снял полушубок, велел подержать ребятам, потом встал по стойке «смирно», обратился к командиру-танкисту:
— Я кузнец, всю жизнь работал на этом заводе, — сказал он, — перед войной вышел на пенсию. Как началась война, вернулся на завод, работаю снова. Сыновья мои — двое воюют. Третий — Прокопий Пермяков — работает на сварке. Внук Костя — в сборочном цехе... Моя семья хочет купить для добровольцев танк. На свои деньги.
Командир-танкист слушал внимательно. Долго молчал.
— Танк на свои деньги?
— Да! — ответил дедушка Пермяков.
— Спасибо, Илларион Феофилактович! — Командир был рад. — Вот это вклад в победу! Все уральцы трудятся сейчас в фонд корпуса. Рабочие и колхозники. Даже школьники работают после учебы, чтобы внести деньги на корпус. Металлолом собирают. А тут — сразу танк! Спасибо, Илларион Феофилактович! Спасибо.
ТАНКОДРОМ
Почти совсем перестали приходить домой папа и мама. Павлик не жаловался, знал: они выпускают танки сверх плана. Мама все-таки прибегала на полчасика приготовить еду, а уж папа... Павлик не помнит, когда его видел.
Но вот и папа пришел однажды. Павлик обрадовался, чуть не запрыгал вокруг, как раньше бывало. Но сдержался. Папа внимательно посмотрел на Павлика:
— Большой становишься, сын. Молодец! Теперь тебе надо быть большим. Ты один мужчина остаешься дома. Приняли меня, Павлик, в танковый корпус. Теперь я танкист- доброволец...
Вышел Павлик на улицу. Там Витя и Миша.
— Мой папа — доброволец, — сказал Павлик.
— И мой — доброволец, — ответил Витя.
— Значит, вместе поедут воевать?
— Вместе!
— А мой папа давно воюет, письмо прислал, — сказал Миша.
Добровольцы боевую подготовку проводили частично на заводском дворе, частично — на полигоне. Этот полигон называли танкодром.
На танкодроме добровольцы водили танки, стреляли по мишеням. Автоматчики учились держаться на броне танков, укрываться за башней от огня неприятеля, соскакивать с танка на полном ходу и сейчас же бросаться в атаку.
Папа Павлика — командир в ремонтных мастерских. Он помогал добровольцам изучить танк. Говорил Косте Пермякову (его тоже приняли в корпус):
— Танк — это твоя защита, твой друг. Надо, чтобы он работал безотказно. Еще раз собери коробку передач...
Вечерами добровольцев навещали родственники. Вместе смотрели кино. Прямо в лесу, между стволов сосен, был натянут экран. Зрители сидели на земле, усыпанной хвоей.
Павлик был рядом с папой. Он подарил папе самое дорогое, что у него было: компас.
— Спасибо! — сказал папа. — Спасибо, сын.
КЛЯТВА
Городской театр был переполнен. В партере сидели добровольцы, а рабочие с завода — в ложах, бельэтаже. Отсюда все видно, все слышно.
— Ищи папу, — сказала мама.
Павлик стал смотреть вокруг и рассмеялся: добровольцы все были острижены наголо, затылки круглые, уши оттопырились.
Павлик засмотрелся на добровольцев и не увидел, когда на сцену вышло много людей — и военных и невоенных. Среди них он узнал седого директора, инженера Анисимова, потом — вот это да! — дедушку Пермякова, который довольно поглаживал свою бороду.
Директор стал читать наказ рабочих добровольцам.
— Не забывайте, — говорил он, — вы и ваши боевые машины — это частица нас самих, это наша кровь, наша старинная добрая слава, наш огненный гнев к врагу. Смело ведите стальную лавину танков!.. Ждем вас с победой!
Потом стал говорить генерал, у него брюки с красными лампасами.
Он говорил басом, его было везде слышно:
— Уральцы, родные наши!.. Вы доверили нам повести грозные боевые машины на врага. Вы создавали их, недосыпая ночей, напрягая всю волю и силы свои...
Клянемся вам отомстить врагу за разрушенные города и села, фабрики и колхозы, за слезы стариков и детей, сестер и матерей!
Мы ничего не забудем, ничего не простим фашистам!
Клянемся в боях с ненавистным врагом быть в первых рядах защитников Родины! Мы не опозорим вековую славу уральцев, выполним ваш наказ и вернемся на родной Урал только с победой!
Добровольцы в зале дружно повторяли за генералом:
— Клянемся!
И тут Павлик увидел папу. Тот сидел слева, совсем неподалеку. У него была командирская прическа полубокс.
— Папа! — крикнул Павлик.
И папа встал с места и побежал к ним с мамой. Тут все встали и пошли к выходу. Прямо из театра добровольцы отправлялись на фронт.
Папа крепко поцеловал Павлика, маму:
— Ждите с победой!
На его командирском планшете был укреплен компас.
— Твой компас, — сказал папа. — По нему нам искать дорогу к Победе.
Папа ушел с добровольцами: подтянутый, стройный, самый родной...
Было это в июне 1943 года — третьего года Великой Отечественной войны.
ПИСЬМА С ФРОНТА
С каким нетерпением Павлик ждал писем отца! Заглядывал в почтовый ящик утром, едва проснувшись, в обед, вечером... И вот — белеет в ящике треугольный конверт. Мгновение — и он развернут. С листка звучит живой голос папы:
«Милые мои Мария и Павлик! Целую вас! Пишу вам с фронта. Вот и получили мы боевое крещение. Слышали, конечно, о разгроме фашистов на Орловско-Курской дуге! Сюда мы поспели вовремя! С гордостью скажу, добровольцы выдержали суровое испытание. Конечно, большое спасибо танку, его броне. На деле мы проверили боевые качества машины. Отличный танк! Вот вам мои наблюдения ремонтника: после боя на нашем головном танке, который уничтожил противотанковую батарею врага, три миномета и грозного «тигра». Я насчитал, сколько вы думаете? — двадцать четыре вмятины от снарядов. И броня выдержала! Конечно, не каждый раз такая удача. Огонь неприятеля очень силен. Несколько наших танков не вернулись из боя. Ранен Прокопий Пермяков, но остался в строю. Костя жив и здоров.
Каждую минуту помню о вас. Ваш Петр Рыбаков.
P.S. В Москве был салют в честь освобождения Орла. Самый первый салют! Наш корпус имеет к этому прямое отношение.
14 авг. 1943 г.»
Чаще всех писал домой Костя. Вите даже — отдельно. А Витя разве удержится: обязательно прочитает Павлику, Мише и Фене.
«Здравствуй, братишка! Ты спросил: как я воюю? Наградили меня орденом Боевого Красного Знамени за один бой. Вот как было: в начале боя нашему экипажу поручили прорваться в центр города и поднять красный флаг на главном здании. Мы взяли на броню автоматчиков и ворвались в город. Гитлеровцы, видно, растерялись, пропустили нас. Мы и рады стараться: захватили с ходу здание и вывесили на нем наш флаг. И тут началось: фашисты открыли по флагу и по нашему танку ураганный огонь. Можно сравнить: как градом, обсыпали пулями и снарядами. Мы не отступили, стали между зданиями маневрировать, отстреливаться. Четыре дня сражались в центре города, сожгли восемь вражеских танков и одну самоходку. Наши автоматчики укрылись в здании, остались целы. Мы — тоже. На пятый день нас выручили. Вот пока и все. Будь здоров, Витя Пермяков! Ты ведь уже в четвертый перешел, пиши мне чаще сам и за всех!
До скорой победы! Теперь мы — на Берлин!
Твой старший брат Константин Пермяков.
6 авг. 1944 г.»
ВСТРЕЧА
Ах, как звучно гремят медные трубы оркестра! И плакать хочется, и смеяться. Одновременно.
Вокзал украшен флагами, плакатами, цветами. Народу на перроне — никогда столько не было! А оркестр все громче. Сегодня добровольцы возвращаются с войны!
У центральной арки вокзала стенд, на котором красной стрелой отмечен боевой путь Уральского добровольческого танкового корпуса: Орел, Курск, Каменец-Подольский, Львов, Берлин и Прага. Вот где воевали, сколько прошли за два года уральцы!
Маму и тетю Зою не узнать. Отыскали где-то нарядные платья... Всматриваются, всматриваются: где же поезд?
Дедушка Пермяков сказал с облегчением:
— Дождались! Ты рад, Павлик?
— Еще бы, Илларион Феофилактович! — Павлик теперь без труда выговаривал его имя.
А вот и поезд. Медленно, отдуваясь белым паром, он подходит к перрону. Паровоз в гирляндах зеленых веток. Впереди красный плакат. На нем празднично прыгающие слова: «Родные уральцы! Ваш наказ выполнили! Враг разбит!»
За паровозом показались вагоны. В распахнутых дверях — танкисты. Машут руками, кричат что-то, играют на аккордеоне... Где же папа?
Наконец поезд остановился. И сейчас же все перемешалось: кто встречал, кто приехал — все вместе. Павлик увидел дядю Прокопия Пермякова и Костю.
А вот... а вот и папа! У Павлика дыхание перехватило, слова сказать не может. Папа майор, орденов полная грудь.
— Сын! Это ты? Ого, как вымахал! — Папа обнял Павлика. Потом — маму. Он плакал. И мама плакала. Вот чудаки, теперь-то чего плакать? Ведь встретились.
Папа снял планшет с компасом.
— Бери, Павлик! Твой...
Стрелка компаса качнулась, будто с Павликом поздоровалась, и замерла, указывая на север. Павлик подумал: как хорошо, что теперь во всех сторонах света — и на севере, и на юге, и на западе, и на востоке — будет мир!
Похожие статьи:
Рассказы о Великой Отечественной войне для школьников
Рассказы о войне для школьников. Генерал Федюнинский
Нет комментариев. Ваш будет первым!