Рассказы Пивоваровой для школьников 4 класса
Смешные рассказы Ирины Пивоваровой для младших школьников
Как я решила написать книжку про Катю и Маню Сковородкиных
Однажды я сидела дома и пила чай с сушками и вишнёвым вареньем.
«Эх! — думала я. — До чего же славно всё-таки чай пить! Жалко только, что я одна сижу. Зашёл бы кто-нибудь на огонёк, что ли!»
И только я так подумала — дзинь! — звонок. Пришли две мои знакомые девочки, две родные сестры Катя и Манечка Сковородкины. Мы с ними в соседних подъездах живём, они — в третьем, а я — в четвёртом.
— Здравствуйте, тётя Ира! — весело закричала с порога старшая, Катя, неполных семи лет. — А что вы делаете, чай пьёте, да? Вот здорово! А мы думали, детские писатели целыми днями только книжки пишут.
— Здравствуйте, тётя Ира! — солидным басом вторила ей младшая, Манечка, неполных шести. — А можно нам с вами тоже чаю попить? А то я очень чай
люблю. — И Манечка погладила себя по животу, чтобы показать, как она любит чай.
— И я люблю! — махнула тощей рыжей косичкой Катя. — Особенно с вареньем!
— А я особенно с сушками! — сказала Манечка.
— Так что же вы стоите? Садитесь! — пригласила я.
Катя с Манечкой мигом забрались с ногами на диванчик и наполнили блюдца вареньем. А я налила им крепкого душистого чаю, Кате в стакан с подстаканником, а Манечке — в большую чашку с синим кораблём.
— Чур, мой стакан! Чур, моя чашка! — закричали одновременно Катя с Манечкой, схватили одна — стакан, другая — чашку и, очень довольные, принялись прихлёбывать чай с вишнёвым вареньем. Манечка — из стакана с подстаканником, Катя — из чашки с синим кораблём.
— Ой, как вкусно! Какое вареньице сладкое! Правда, Манечка? — весело сказала Катя и как бы невзначай двинула своим острым, как конец линейки, локтем в пухлый Манечкин бок.
Манечка поперхнулась, но стакан не выронила (она его цепко держала).
— Прелесть вареньице, — важно сказала Манечка. — А сушечки — ещё лучше. Правда, Катечка? — Поставила стакан на стол, повернулась к сестре Кате и так щёлкнула её по лбу, что по комнате звон пошёл.
— Ну вот что, хватит, уважаемые сёстры! Вас надо рассадить, — сказала я. — Вы почему себя так безобразно ведёте? Да если бы я только знала, ни за что вас чаем не стала бы поить! Лучше бы Нинку Кукушкину позвала и всё варенье с сушками ей отдала!
— Ой, не надо! Не надо Нинку Кукушкину звать! — сразу испугались Катя с Манечкой. — Нинка — вредная! Она нас Сковородками дразнит!
— Знаю я вас! — сказала я. — Вы, наверное, сами первые её дразните.
— Не дразним! Не дразним! — закричали обиженно Катя с Манечкой. — Мы только очень редко ей говорим: «Кукушка-кукушка, глупая ватрушка, в лужу упала, грязи набрала».
— Так я и знала, — сказала я. — Хороши, нечего сказать!
— Мы не виноваты, — сказали Катя с Манечкой. — Зачем она на нас Косте Палкину наябедничала, что мы у него ружьё сломали? Костя после этого с нами целый день дружить не хотел. А мы не нарочно. Оно само сломалось, правда, Манечка?
— Ага. Хоть бы эту кукушку-ватрушку Змей Горыныч за синие моря, за зелёные леса унёс! Знаете, как во дворе без неё хорошо бы стало! Вот возьмём и пошлём Змей Горынычу телеграмму: «Срочно унеси Нинку Кукушкину за зелёные леса и утопи её в синем море».
— Ничего себе! — удивилась я. — Вот вы, оказывается, какие жестокие дети, а я и не знала!
— Это Катя жестокая! Катя! — сразу закричала Манечка. — А я хорошая девочка! Добрая и послушная. Меня мама с папой всегда хвалят. Знаете что, тётя Ира, я вас давно хотела попросить: напишите про меня, пожалуйста, книжку, чтобы другим детям меня в пример ставить. Знаете, я как всем детям понравлюсь!
— Лучше про меня напишите! — обрадовалась Катя. — Ничего в Манечке хорошего нет.
— Это в Кате ничего хорошего нет! Скорее про меня напишите. Знаете, какая книжка, тётя Ира, хорошая получится! Я вам всё сама про себя расскажу, вам и сочинять ничего не надо будет.
И вы знаете, мне почему-то и в самом деле вдруг
захотелось написать книжку про двух этих смешных девчонок. Просто даже непонятно, почему. Вроде девчонки как девчонки. Ничего замечательного. Даже наоборот.
И действительно, я взяла и написала эту книжку. Вот она, перед вами.
Катя с Манечкой её уже прочли. Они её раз двадцать во двор таскали, всем показывали: Косте Палкину, Нинке Кукушкиной, Матвею Семёнычу, их приятелю, и даже дворнику Симе Ивановой, с которой у них были довольно сложные отношения. И ничего, всем понравилось. Даже вредной Нинке Кукушкиной.
Как Манечка и Катя считали друг друга красавицами
Итак, жили-поживали на свете Катя и Манечка Сковородкины. (Это только так говорится «жили-поживали». На самом деле они и сейчас живут себе поживают, только постарше стали.)
Были это дети неплохие. Довольно даже симпатичные. Во всяком случае, иногда (очень редко, правда!) их родители Вероника Владимировна и Валентин Борисович бывали ими довольны.
Это случалось, когда Катя не отнимала у Манечки любимую Манину куклу Зюзю с роскошными розовыми локонами, с оторванным ухом и с пришитой чёрными нитками правой рукой; стеклянные шарики, которые Маня держала в специальной картонной коробочке и тёрла по утрам Зюзиной юбкой, чтобы блестели; осколки красной
чашки в горошек, хранимые Маней в тумбочке пуще зеницы ока; камешки с Южного берега
Крыма; сломанную ракетку от бадминтона; мамину пудреницу с треснутым зеркальцем, пуговицу и прочие весьма любимые Манечкой вещи, а Маня в ответ не поднимала оглушительный рёв и, заливаясь горючими слезами, не кричала оглушительным басом на всю квартиру: «Отдай, Катища-вредятища! Всё маме скажу!»
Когда Манечка не каталась без очереди на неподвижном велосипеде, который сделал для детей Валентин Борисович, и тощая Катя, безуспешно пытаясь столкнуть обеими руками с велосипеда толстенную Маню, не заявляла оскорблённо: «Слезь, Манища-тараканища! Всё папе скажу!»
Когда Катя и Маня не топали, как слоны, не визжали, как поросята, не орали, не били в кастрюли палками и не носились друг за другом, как разъярённые пантеры, по квартире.
Когда не разбивали посуды и тайком не выкидывали осколки в мусоропровод, а если выкидывали, то честно в этом признавались.
Когда жадная Манечка не съедала предназначенное для Кати мороженое, а вредная Катя не ставила Мане подножку именно в тот момент, когда Манечка торопилась первой поцеловать папу, возвращавшегося с работы, и неповоротливая Маня не грохалась на пол, как туго набитый мешок с картошкой, и вместо радостных приветственных возгласов по поводу прихода дорогого папочки стены прихожей снова не сотрясали громоподобные вопли.
Когда сёстры не стукали друг друга ложками по голове во время обеда, не красили в чернилах Катины старые джинсы, мамины новые носовые платки и длинные пушистые усы кота Мышкина, который при этом возмущённо мяукал и вырывался, оставляя на руках сестёр длинные красные
Когда не прыгали с криками «алле гоп!» и «эге- гей!» на пружинных матрасах, изображая смелых артистов цирка.
Когда не шептались за спиной у Вероники Владимировны и не мешали ей писать акварелью специально купленные для этого букеты цветов. (Вероника Владимировна была художница.) А также не включали на полную громкость «Спокойной ночи, малыши» во время шахматного блицтурнира Валентина Борисовича с соседом дядей Петей. (Папа Валентин Борисович был любитель-шахматист.)
Когда не удирали на соседние дворы со своими друзьями Костей Палкиным и Нинкой Кукушкиной и не пропадали там, занимаясь неизвестно чем. Не пели неприличных песенок, принесённых неизвестно откуда.
Когда подметали пол и мыли посуду. (Да, случалось и такое...)
Словом, повторяю, сёстры Сковородкины были всё-таки неплохие дети.
Одно непонятно: родные сёстры совершенно не были друг на друга похожи! Рыжая Катя была длинная и тощая, как спица. Всё у неё было острое — локти, колени, подбородок и даже нос.
А Маня была, наоборот, круглая и плотная, как кочанчик капусты приличных размеров. Нос у Манечки был, по мнению папы, похож на полуостров Таймыр. То есть он тоже был скорее круглый, чем вытянутый.
Но это у Манечки такой был нос, когда она ещё маленькая была. А по мере того, как она подрастала и пользовалась любым подходящим случаем, чтобы брякнуться на землю и стукнуться носом (Манечка очень неповоротливая была!), то нос её от этого делался всё круглее и круглее и наконец принял почти идеально круглую форму, то есть стал похож на бильярдный шарик или на молодую розовую картошечку, и это, конечно, бедную Маню никак не украшало.
Глаза у Кати Сковородкиной были блестящие и жёлтые, как две совершенно новенькие копейки, а у её сестры глаза были светло-голубые, как её любимые стеклянные шарики. Ресницы у обеих сестёр были длинные и рыжие. Косичка у Кати была короткая и тощенькая, а у Манечки косичка была подлиннее, светлая и тугая и завязана красной ленточкой. (Ленточка, правда, без конца развязывалась и терялась, отчего Маня часто ползала на животе под столом и стульями, разыскивая её, и при этом с грохотом опрокидывала эти самые стулья и иногда даже сваливала на себя вместе со скатертью со стола кастрюлю с молоком, горячие сырники и чайный сервиз.)
Катя с Манечкой часто ссорились, но друг друга любили и даже считали красавицами. Маня считала красавицей Катю, а Катя Маню. Маня мечтала быть тощей, как её сестричка, и иметь такой же замечательный, длинный, острый нос. А Катя мечтала потолстеть и стать как Маня. А главное, она очень хотела, чтобы уши у неё не торчали в разные стороны, а, как у Мани, были аккуратно прижаты к голове.
Поэтому жизнь у сестёр Сковородкиных была беспокойная.
Манечка всё время сжимала свой круглый нос, чтобы он стал потоньше, и дёргала его, чтобы он вытянулся. Даже ночью она держала себя за нос, чтобы и во сне его вытягивать. Но зловредный нос становился от всего этого, наоборот, всё круглее и толще.
А Катя (разумеется, когда родителей дома не было!) даже дома ходила в шапке, чтобы уши у неё привыкли прижиматься к голове.
Но упрямые уши не привыкали! Только Катя снимала шапку, как они тут же вставали торчком!
Тогда однажды Катя взяла клей «БФ», намазала уши с обратной стороны клеем и целый день ходила в шапке, воспользовавшись тем, что папа был на работе, а мама ушла на художественный совет.
«Теперь всё будет в порядке! — думала Катя. — Клеем «БФ» не то что уши — им даже стеклянную чашку склеить можно!»
Кате не терпелось поскорей снять шапку, чтобы полюбоваться приклеенными ушами, но она всё же дождалась вечера.
А вечером Катя стала стягивать с себя шапку, а шапка не снимается! Она вместе с ушами к голове приклеилась.
Катя страшно испугалась. Она побежала в ванную и сунула голову прямо в шапке под струю горячей воды.
А шапка не отклеивается! Катя её дёргает, дёргает, а с шапки малиновая краска течёт Кате прямо по лицу — шапка крашеная оказалась.
«Ой! Что я наделала! — думает Катя. — Неужели мне теперь придётся в этой проклятой шапке так всю жизнь и ходить? »
Тогда Манечка решила Кате помочь. Она Катину голову в шапке стала изо всех сил мылом намыливать, чтобы она отклеилась. Не голова, конечно, а шапка. Можете себе представить, что это была за стирка! Вы, наверно, никогда не видели, чтобы шапку вместе с головой стирали. Катя с Манечкой малиновой краской и мыльной пеной с ног до головы перемазались. Еле-еле им удалось шапку от головы отклеить!
Но Катины уши тоже отклеились. Да ещё почему- то синие стали. Так что, когда мама наконец возвратилась с художественного совета, она чуть в обморок не упала, увидев Катины синие уши и лицо в странных малиновых подтёках, а также Манин ярко-малиновый живот.
С тех пор Катя больше уши к голове не приклеивала, хотя и продолжала Мане завидовать.
А что касается Манечки, то однажды она решилась на невероятный подвиг — целый день не ела, чтобы похудеть и стать стройной, как Катя. Она терпела, терпела... А ночью, прямо во сне, вдруг как подскочит, как кинется к холодильнику! Да так навернула, что у неё к утру разболелся живот и пришлось вызывать врача.
А Катя, между прочим, пока Маня голодала, наоборот, заставляла себя через силу глотать еду, чтобы потолстеть. И в результате тоже разболелась. Так что доктор Роза Макаровна их одновременно лечила.
Как видите, ничего хорошего не вышло из того, что Катя с Манечкой друг дружке завидовали. И я думаю — не случайно. Потому что завидовать — плохо. Уж какой ты есть, такой и есть, я так считаю.
Как Манечка и Катя загадывали загадки и рассказывали друг другу сказки
Катя и Манечка Сковородкины очень любили загадывать загадки. Хлебом их не корми — дай загадку загадать. Или отгадать. Они ко всем приставали, чтобы им все загадки загадывали. А не могут загадать — пусть отгадывают.
Тётя Лена Кулебякина, мамина подруга, придёт — к тёте Лене пристают. Дворника Симу во дворе встретят — тут же говорят: «Сима, Сима, угадай, что такое: восемь одёжек, да все без застёжек?»
Сима, конечно, не отвечает. Сима человек серьёзный, жила себе в далёкой деревне, приехала в город на высшие сценарные курсы поступать, не поступила — дворником временно устроилась... И вообще, человеку некогда — человек клумбы из шланга поливает. Клумбы польёт — цветы вырастут. Цветы вырастут — красиво будет. Красиво будет — все Симу станут хвалить, фотографию повесят на Доску почёта, напишут под ней: «Лучший дворник нашего ЖЭКа». А потом Сима поступит на высшие сценарные курсы и напишет сценарий для фильма.
Сима держит мокрый резиновый шланг, он у неё из рук вырывается, вода из него хлещет мощной струёй — глядишь, зазеваешься — обольёшь кого-нибудь ненароком, а тут ещё эти бестолковые дети Сковородкины прямо под шланг со своими загадками лезут:
— Сима, Сима, что такое: еду-еду, следу нету?
— Да ну вас, отстаньте! — в сердцах скажет Сима. — Какой ещё «следу-еду»? Вот оболью — будете знать!
Тут из дому вышел Матвей Семёныч с первого этажа. Нёс авоську с бутылками, бутылки сдавать.
— Матвей Семёныч! Матвей Семёныч! Что такое: восемь одёжек, да все без застёжек?
Матвей Семёныч остановился, поглядел на Катю и Маню через очки и вежливо сказал:
— Я думаю, это капуста.
— Правильно! правильно! А что такое: лёг усатый, встал горбатый?
— Скорее всего, это кот.
— Верно! А теперь вы нам загадайте загадку!
— Да?.. Гм... Ну, угадайте, например, куда я иду?
— Бутылки сдавать! Бутылки сдавать!
— Абсолютно верно. Желаю доброго здоровья.
Матвей Семёныч махнул рукой и ушёл. Во дворе никого не стало. Пусто. Время летнее. Катя с Маней присели на лавочку и решили сами себе загадки загадывать.
— Угадай, — сказала Катя. — Кто у бабушки живёт — такой добрый, в мягоньких тапочках, с большими-большими усами?
— Дедушка! — обрадовалась Манечка.
— Вот и нет! Киска!
— А теперь ты угадай: кто у дедушки живёт — такой большой-большой, с рогами, с хвостом?
— Корова!
— А вот и нет! Бык!
— Ка-а-тя! Ма-а-нечка! — вдруг услышали сестрички. На балконе стояла их мама, улыбалась и махала им рукой. — Как дела? Вы так тихо сидите, не спорите, не дерётесь — ничего не случилось?
— Ничего, мамочка.
— Чудеса в решете! В таком случае, за хорошее поведение я решила сделать вам сюрприз: сейчас мы вместе с вами пойдём в гости к тёте Лене. Она испекла пирог.
— Ура! — закричали Катя с Манечкой. И от радости Катя изо всех сил шлёпнула Маню ладонью по животу, в ответ на что Манечка обеими руками пихнула Катю в спину, отчего та споткнулась и растянулась на асфальте.
— Вы опять за своё? — грозно нахмурилась Вероника Владимировна. — А ну, марш домой! Не видать вам лимонного пирога как своих ушей, глупые девчонки!
Катя с Манечкой пришли домой и сели, надувшись, в разные углы.
Но скоро им стало до смерти скучно. Тогда Катя взяла карандаши бумагу и написала Манечке письмо (привожу это письмо почти без ошибок):
«Здравствуй бринцесса Маня. Давай играть, а то надоело сорица. Как ты себя чувствуешь?.. Каралева Катя».
Катя свернула письмо треугольником, написала на нём адрес: «Левый угол комнаты, Маничке Сковороткиной» — и кинула письмо Мане.
Манечка прочла письмо и сразу же написала ответ (тоже, конечно, с ошибками): «Здраствуй, каралева Катька. Ты плохая, но всё равно. А что будем делать?.. Бринцесса Маничка».
«Будем рассказывать сказки» — такой был ответ. И Катя с Маней тут же помирились и стали рассказывать сказки.
— Жил-был мальчик... — со страшным завыванием в голосе начала Катя.
— Он учился в математической школе, — перебила её Манечка.
— Нигде он не учился, а был лентяй и непослушный. Звали его Вася. Ему мама сказала: «Не ходи, Вася, в лес», — а он взял и пошёл.
— А в лесу жил злой волк! — закричала Маня. — Он набросился на Васю, проглотил его и лёг на полянку кверху брюхом отдыхать. А охотники пришли, услыхали, как он храпит, распороли ему живот и вынули непослушного Васю. И с тех пор Вася всегда слушался. Это неинтересная сказка, я тебе получше расскажу... Жила-была девочка Маша.
— Однажды она заразилась микробами и умерла! — перебила Манечку Катя. — И её похоронили на кладбище и на могиле написали: «Так будет со всеми девочками, которые не моют руки и не чистят зубы». А теперь я тебе расскажу... Жили-были сестрица Алёнушка и братец Иванушка. Братец Иванушка ходил в детский сад, а сестрица Алёнушка — в школу в первый класс.
— Я, я дальше расскажу! — закричала Манечка. — Братец Иванушка с сестрицей Алёнушкой всё время спорили, что лучше — школа или детский сад? Сестрица Алёнушка говорила, что детский сад, потому что в школе двойки и строгие учительницы. А братец Иванушка — что школа, потому что в саду пенки и гуляют парами. Тогда сестрица Алёнушка рассердилась и толкнула братца Иванушку в пруд. Братец Иванушка закричал: «Тону! Караул!» И сестрица Алёнушка прыгнула в пруд прямо в джинсах и колготках и спасла братца Иванушку. С тех пор они больше не спорили.
— Это скучная сказка, — сказала Катя. — Я тебе повеселей расскажу. В одном царстве, в одном государстве жил-был дедушка Хрюшкин. У него была синяя борода и длинные-предлинные зелёные усы, а в саду на деревьях росли орехи в шоколаде. А ещё у него была собственная коза. Она стирала рубашки и
— Ой, я хочу дальше! — не выдержала Манечка. — Однажды учёная коза выстирала рубашки и повесила их сушить на зелёные дедушкины усы. А рубашки от ветра надулись, как воздушные шары, и дедушка Хрюшкин взлетел прямо в воздух! А у него была любимая собачка Вертихвостик. Она как завертит хвостиком — вжжик-вжик-вжик, тоже взлетела и давай дедушку догонять!
— И вдруг ветер кончился, и дедушка Хрюшкин стал падать, — страшным голосом сказала Катя.
— Но тут подлетел к нему Вертихвостик, дедушка сел на него, как на коня, и они понеслись домой к учёной козе.
— И вдруг дедушка увидел вдали большие клубы чёрного-чёрного дыма. Дедушка вынул из-за пазухи подзорную трубу и увидел в неё пожар в детском садике. Бедные детки на крышу вылезли, ревут, а с крыши прыгать вниз боятся...
— А огонь всё ближе, ближе! Ой, как страшно! У одного мальчика Вовочки Иванова даже штаны загорелись.
— А у одной девочки Зюзи Николаевой искра вскочила на бантик, и она как закричит: «Ой, мой бантик горит! Где я теперь второй такой достану? »
— И тут как раз дедушка Хрюшкин спустился на Вертихвостике на крышу и посадил на него всех детей.
— И воспитательницу?
— И воспитательницу. Потому что она была хорошая, никому замечаний не делала и никого пенки есть не заставляла.
— А как же они все уместились на Вертихвостике?
— А он выворачивался как подзорная труба. Он стал длинный-длинный, и все на него сели и полетели на море за водой. Все зачерпнули по ведру и вылили сверху на детский садик, и он потух. Дедушка Хрюшкин вообще любил пожары тушить.
— Конечно! Он в молодости был лучший пожарник, а потом на пенсию ушёл. Но всё равно, как пожар где увидит, сразу его тушит. Однажды на мороженном заводе пожар начался. Дедушка сразу его потушил, но мороженое всё равно всё растаяло, как потечёт по улице! Ну прямо как река! Все дворники испугались, а дедушка им сказал: «Не бойтесь, сейчас весь город станет чистый, как стекляшка!»
— Почему?
— А потому, что из всех домов выскочили кошки и собаки и принялись лизать улицы, и в одну минуту так чисто вылизали, что их и мыть даже не надо было.
— А ещё что дедушка Хрюшкин любит?
— Жареные котлеты, — сказала Манечка. — Ой, как с кухни приятно жареными котлетами пахнет! Это мама по новому папиному рецепту жарит. Пойдём поглядим?
Катя с Маней побежали на кухню смотреть, как
— Пришли, драчуньи глупые? — сказала мама. — Что, есть захотели? Ладно, погодите немного, скоро папа придёт, вместе будем обедать.
— И дедушку Хрюшкина позовём?
— Что это ещё за дедушка?
— Это замечательный дедушка! Он только в другом городе живёт, и если он сегодня к нам к обеду прилететь не успеет, понимаешь, он очень занят, он пожары тушит, то мы тогда ему несколько жареных котлет в посылке пошлём, ладно?
— Новое дело, — сказала Вероника Владимировна. — Я смотрю, наша семья увеличивается. Сколько же мне теперь прикажете жарить котлет?
— Побольше. Дедушкин Вертихвостик тоже котлеты любит.
— Ах, и Вертихвостик котлеты любит? Что ж делать, придётся жарить. Не оставлять же Верти- хвостика без котлет? Ну а теперь, мои дорогие, давайте-ка начистите картошку. И побольше. Ведь дедушка Хрюшкин и его Вертихвостик варёную картошку тоже, наверно, любят?
— Обожают, — сказала Манечка.
И первый раз в жизни Катя и Маня Сковородкины без всяких понуканий и напоминаний, очень живо и даже с большим удовольствием начистили полную кастрюлю картошки.
Встреча в зоопарке
Однажды Валентин Борисович со своими дочками Катей и Маней отправился в Зоопарк. День был зимний. Маня и Катя были одеты в меховые шубки, на ногах сапожки, а на головах вязаные шапки. У Кати — с круглым помпоном, у Мани — с кисточкой.
Катя с Манечкой с большим удовольствием шли, держа папу за руки, Катя — за правую, Маня — за левую, и вертели по сторонам головами.
Манечка сушки с маком грызла. У неё в правом кармане лежало три сушки и в левом — четыре. Всего семь. Вот она их и грызла.
А Катя подкидывала ногой льдышку. Запульнёт подальше, дёрнет папу за руку, покажет ворону на дереве:
— Пап, а пап, погляди, какая ворона красивая! — И тут же стихи сочинит:
Вот ворона чёрная,
Чёрная, учёная,
У неё учёный дар
Громко каркать «кар-кар-кар».
Потом на старинный дом с колоннами поглядит.
— Ух ты! — скажет. — Какой дом красивый! Вот бы в таком доме жить! Я бы в том окошечке жила, а ты, папочка?.. И снова стихи сочинит:
В том окошке бы жила,
Чай с баранками пила,
Папу в гости приглашала,
Ну а Маньку не звала!
— Ну и не надо! — обиделась Манечка. — Я бы сама тебя не звала, очень ты мне нужна.
Манечка важная шла. Под мышкой кукла Зюзя (она тоже в Зоопарк попросилась). Ноги спереди торчат, а голова сзади растрёпанная высовывается. Кукла Зюзя большая неряха, всегда причёсываться забывает. Вот в Зоопарк пошла, а не причесалась. И шапку не надела, глупая. Простудится ведь!
А Манечка шла в красивой новой шапке. На сапожках «молнии» не спущены, шубка на правильные пуговицы застёгнута — приятно посмотреть. Даже платки носовые из карманов, как обычно, не высовываются и до земли не свешиваются!
Маня шла и задавала папе вопросы:
— Папочка, а что такое «прогресс» ? Это когда прогревают? Папочка, а что такое «искусство»? Это когда из кустов выскакивают? Папочка, а почему, когда зима, то холодно? Папочка, а тебе понравилась та девчонка, которая пробежала? Правда противная? Как ты думаешь, как её зовут?
Папа, надо сказать, на Катины и Манины слова отвечал рассеянно. Он на ходу обдумывал предстоящую турнирную партию в шахматном клубе и мысленно передвигал на шахматной доске слона с поля ЕЗ на поле С5.
Не успел он его передвинуть, как они все втроём подошли к Зоопарку. Рядом с кассой висела табличка: «Билеты для взрослых 30 коп., для детей — 10 коп.».
Катя с Маней сразу сказали:
— Чур, нам билет для взрослых. Мы уже взрослые!
И папа — делать нечего — вынул деньги и купил два взрослых билета и один детский. Взрослые он отдал дочкам, а себе оставил детский.
Шёл приятный снежок. Дорожки были утоптаны, было воскресенье, и в Зоопарке было много народу. Некоторых животных в клетках не было, потому что зимой зверям сидеть в клетках на улице холодно, и их перевели в зимние вольеры. Но всё же в некоторых клетках вдоль дорожки сидели некоторые зверьки.
— Нутрия американская, — прочла Катя. — Смотри, папочка, это нутрия американская! Питается мелкой рыбкой. Запомнил?
— Запомнил, — сказал папа.
— А вот этого зверька зовут «визель». Смотрите все, это крыса визель. Папа, ты запомнил, как зовут эту крысу?
— Визель, — послушно сказал папа. — Какое необычное название.
— Между прочим, эта крыса питается злаками и
— Ага, — сказала Манечка. — Катя права. В странах с сухим и жарким климатом.
— Потрясающе! — обрадовался папа. — До сих пор ничего не слыхал о крысе визель! Как полезно ходить в Зоопарк со взрослыми детьми!
И вот так они ходили и смотрели на всяких зверей и птиц. А потом они вошли в закрытые вольеры и глядели на волков, медведей и тигров, и Катя с Маней крепко держали папу за руку, чтобы он не боялся.
А один тигр вдруг как зарычит! И Катя с Манечкой как бросятся к дверям, как выскочат на улицу! Это они, оказывается, за папу испугались, чтобы тигр на него не набросился и не разорвал на кусочки!
И тут, на улице, — вот так встреча! — папин знакомый из шахматного клуба, Ким Васильевич Пятаков. Идёт и тоже за руку ребёнка тащит. Мальчика, лет семи.
— Здравствуйте! Как поживаете, Валентин Борисович?
— Добрый день! Рад видеть, Ким Васильевич! Ну, как, играем сегодня вечером?
— Конечно. Ровно в семь. Смотрите не опаздывайте... А это что же, ваша смена? Будущие Чибурданидзе и Александрия?
— Никакие мы не «бурданидзы»! — обиделась Манечка.
— И не «александры», — сказала Катя.
— Дети, что же вы не здороваетесь! — воскликнул Валентин Борисович. — Вот не знал, что у меня дочки такие невоспитанные!
Но Катя с Маней, как только увидели мальчика, сразу насупились и сердито отвернулись.
— Ну хоть скажите, как вас зовут, милые барышни? — весело спросил Ким Васильевич. — Приятно будет познакомиться!
— Меня зовут Нутрия Американская, — сказала Катя и запульнула ногой льдышку.
— А меня — Европейский Волк, — грозно сказала Маня и с треском вонзила зубы в сушку с маком.
— Вот это да! — поразился Ким Васильевич. — Ну и попал я в компанию!
— Подумаешь, Европейский Волк! — скорчил презрительную рожу мальчишка. — А зато я Австралийский Гигантский Муравьед!
— А я Лошадь Пржевальского! Лошадь Пржевальского! — закричала оскорблённая в лучших чувствах Катя Сковородкина.
— А я... я... я... — разгорячилась Манечка, забыв на минуту даже про сушку с маком. — Я — Свинья Бородавчатая,вот кто!
— Бог ты мой, что творится! — только и выдохнул потрясённый Ким Васильевич и даже схватился за сердце. — Я-то думал, передо мной дети как дети... На вид милые такие... Никогда не скажешь!.. И даже собственный сын!.. Кто бы мог представить?! Ладно, пошли, Муравьед. До встречи, Валентин Борисович!
— Тоже мне, Гигантский Муравьед! — сказала Катя. — А у самого нос в зелёнке! — И Катя обернулась и показала язык Гигантскому Муравьеду, который в это же самое время показал ей кулак и сморщил свой перемазанный зелёнкой нос.
— Дурак! — сказала Манечка.
— Ну зачем ты так? — сказал папа. — Это наверняка умный и хороший мальчик. Мне просто неудобно за вас, милые дети. Вы так странно себя вели...
— Да что ты, папочка, какой же он умный и хороший?! — сказала Маня. — Все мальчишки дураки, правда, Катя? — И Манечка как ни в чём не бывало принялась за сушки.
Потом она снова дала руку папе и сказала:
— Папочка, послушай, а почему облака по небу бегают? А почему все мальчишки такие? Как ты думаешь? Папочка, а почему свинья бородавчатая? У неё борода, что ли? А лошадь? Лошадь почему «прожевальская»? Её кто-нибудь прожевал?
О папе Валентине Борисовиче и о стенгазете «Яичница»
Я хочу вам поподробнее о папе рассказать — Валентине Борисовиче Сковородкине. Этот папа, по правде говоря, мне очень симпатичен. Кате и Манечке просто повезло, что у них был такой милый, хороший папа.
Папы, правда, почти все хорошие (как и мамы, конечно), но Валентин Борисович был какой-то особенно хороший. Катю и Манечку очень любил, Веронику Владимировну тоже и вообще ко всем относился хорошо и доброжелательно.
Все сотрудники по работе любили и уважали Валентина Борисовича за то, что он толковый инженер и верный товарищ. Коллеги по шахматному клубу тоже с большим почтением относились к Валентину Борисовичу, потому что он был прекрасный шахматист.
Сотрудникам по работе Валентин Борисович всегда уступал лучшее время отпуска. В метро и автобусе никогда никого не толкал, а если кто-нибудь толкал его, то он горячо извинялся.
На работе он ни от каких поручений не отказывался. Однажды начальник поручил ему выпустить сатирический номер стенгазеты «Шпилька», вместо заболевшего сотрудника Захлебаева. Валентин Борисович Сковородкин никогда раньше не выпускал сатирических газет, но он согласился, потому что не мог отказать человеку в просьбе.
Он поехал с рулоном бумаги домой, случайно задел рулоном шляпу какого-то гражданина, шляпа упала, папа стал извиняться, бросился её поднимать и уронил свои очки. Очки разбились, рулон упал на рельсы, его переехал поезд, а папа снова горячо извинялся перед дежурным по станции.
Огорчённый и уставший, Валентин Борисович приехал наконец домой и весь вечер рисовал стенгазету.
Папа никогда раньше не рисовал карикатур, но он был способный. И чтобы не обижать никого из сотрудников карикатурами и шаржами, он нарисовал посреди газеты огромную карикатуру на самого себя в виде длинного тощего зайца, вскакивающего в двери проходной с криком: «Караул! Опаздываю!!!» На что начальник, который стоит тут же в виде вполне симпатичного волка, грозит ему пальцем и говорит: «Ну, Заяц, погоди!»
Все очень смеялись. Только начальник, который неожиданно оказался чрезвычайно похожим на папиного волка, обиделся.
И папа поклялся, что никогда в жизни больше не будет рисовать стенгазет.
Однако уже вечером следующего дня Катя в стареньких своих джинсах и Манечка в синем переднике вместе с папой сидели на полу в детской и увлечённо рисовали сатирическую семейную стенгазету под смешным названием «Яичница», которое при
С этого вечера Валентин Борисович на целых два месяца увлёкся выпусканием «Яичницы». Он стал её главным редактором, а Катя и Манечка — главными сотрудниками. Папа рисовал карикатуры, Катя сочиняла стихи, а потом Катя с Манечкой кисточками старательно рисовали красивую зелёную рамку и всякие там звёздочки, бабочки и цветочки.
Первый номер «Яичницы» был целиком посвящен Веронике Владимировне.
Валентин Борисович нарисовал Веронику Владимировну, которая стоит на кухне, мешает в кастрюле огромными кисточками суп, а вместо фартука на ней висит деревянная, перемазанная красками палитра.
Под этим рисунком Валентин Борисович поместил следующие, своего сочинения, стихи (как видите, он и это умел делать, так что Катя со своими стихотворными способностями пошла явно в него!):
Ах, как я устала —
Штопала, стирала!
Надоело суп варить,
Я хочу творить, парить!
Ненавижу я кастрюль,
Киселей, яичниц,
Потому что я не нуль,
А творческая личность!
Это, конечно, стихи были не бог весть какие, но Кате с Маней понравились. Потом они все трое взяли из альбома мамину фотокарточку, нарисовали прямо на маме усы, большой чёрный берет и широкую чёрную блузу с бантом, какие в старину носили художники, приклеили фотокарточку на стенгазету и нарисовали под ней большие красивые буквы: «Знаменитый художник Вероника Владимировна». А потом ещё Катя написала своей рукой такие стихи:
Ты у нас не дворник,
Ты и не сапожник,
Не бухгалтер, не кассир,
А большой художник!
Манечка нарисовала вокруг газеты рамку, венок из незабудок и васильков, сверху, под названием, — улыбающееся лицо своей любимой куклы Зюзи, чем-то удивительно смахивающее на кусок пирога с капустой, и они показали стенгазету маме.
Когда Вероника Владимировна увидела свою испорченную фотографию, она сначала ужасно разозлилась! А потом ничего, засмеялась. Её развеселила кукла Зюзя и то место, где было сказано, что она «большой художник» Вероника Владимировна с этим была совершенно согласна.
Но всё равно она не очень-то обратила внимание на стенгазету. Ей, как всегда, было некогда, она хотела поскорее сесть писать цветущий кактус на фоне окна, уж очень он был хорош.
Вероника Владимировна всегда писала цветы, когда освобождалась от домашних дел.
Как кот Мышкин тоже проявил замечательные способности
Однажды Вероника Владимировна делала рисунок для ткани. Вероника Владимировна долго старалась, но рисунок никак не получался — цвета выходили какие-то мрачные, скучные.
«Да в платье с таким рисунком ни одна женщина не захочет ходить! — думала Вероника Владимировна. — Постарела я, что ли? Всё это похоже на осеннюю лужу. Наверно, оттого, что у меня настроение плохое. Пойти, что ли, в кино, рассеяться немножко?..»
Вероника Владимировна позвонила своей подруге Лене Кулебякиной, и они вдвоём отправились в кино. Потом они зашли на выставку известного художника, поглядели пейзажи, повосторгались, поахали, написали в книге отзывов всякие приятные слова о высоком мастерстве этого художника, потом немного посидели в кафе, и настроение Вероники Владимировны несколько поднялось.
Она весело попрощалась с Леной и пошла домой дорисовывать эскиз.
«Назову его “Весенняя радость”, — думала она. — Пусть он будет весёлый, живой и сочный. Пусть там будет много зелёного, голубого и ярко-жёлтого. Ткань будет лёгкая, весенний шёлк, и пусть каждая женщина, которая сошьёт себе из этой ткани платье, почувствует себя счастливой! Ах, честное слово, я с большим удовольствием примусь сейчас за работу!»
Вероника Владимировна не знала, не могла догадаться, что её милые дочери, оставшись дома в одиночестве, времени тоже не тратили, а решили немного заняться творчеством.
Они раскрыли баночки с гуашью, которые стояли на столе Вероники Владимировны, и стали мазать гуашью на белом листе бумаги. Они с увлечением мазали минут пятнадцать по большому белому листу, превратив его тут же в неразборчивое месиво красок и не оставив ни кусочка незарисованного места, а потом откинули головы и стали разглядывать своё «произведение», точь-в-точь как это делала Вероника Владимировна. Они прищуривали глаза, склоняли головы направо и налево и даже глядели на рисунок в кулак, но, как
— Какая-то гадость! — заявила Катя. — Видно, мы постарели. Ничего у нас с тобой, Манечка, не получается. Разве это рисунок? Это не рисунок, а сплошное недоразумение!
— Это всё оттого, что у нас настроение плохое! — воскликнула Маня. — Надо позвать Мышкина и устроить кино.
Они побежали на кухню за котом Мышкиным, застав его за малопочтенным занятием (Мышкин ел на плите прямо из сковородки котлету), и прямо с котлетой в зубах поставили Мышкина на стол Вероники Владимировны. Серый толстый Мышкин сначала не мог понять, чего от него хотели. И вообще его интересовала только котлета, поэтому он немедленно её доел и с удивлением взглянул на оживлённые лица Кати с Манечкой, по которым сразу заподозрил, что они задумали какую-то очередную каверзу.
«Дело добром не кончится! — подумал Мышкин. — Надо побыстрее смыться!»
Но не тут-то было. Вырваться из рук юных хозяек оказалось невозможно, и кот Мышкин, тяжело
Катя с Манечкой, весело хихикая, обмакнули мягкие лапы Мышкина в баночки с гуашью (левую переднюю — в зелёный цвет, правую переднюю — в жёлтый, левую заднюю — в синий, правую заднюю — в голубой) и силком заставили Мышкина пройтись по бумаге.
«Ишь что придумали! — ворчал про себя Мышкин. — Ну, смотрите, мама придёт, задаст вам перцу! Она не допустит, чтобы на её столе кто-нибудь хозяйничал! Она за меня отомстит, вот увидите, глупые девчонки!»
Мышкин, брезгливо дёргая лапами, прошёлся по бумаге, соскочил на пол и умчался на кухню, оставляя на полу разноцветные следы.
Когда пришла Вероника Владимировна, она, разумеется, рассвирепела, обнаружив в своей комнате следы присутствия её непослушных дочерей.
— Екатерина! Мария! А ну, идите сюда! — закричала она. — Вы что мне тут устроили?! Кто вам позволил сюда входить, гадкие каракатицы?! Кто вам разрешил касаться моих красок?! И что это за кошмарная грязь на столе и на полу, отвечайте!
— Это не мы, мамочка! — сразу испугались Катя с Маней. — Это Мышкин! Он сюда вбежал и на стол... А мы его не пускали! Правда, Мышкин? Ну, скажи, скажи мамочке, правда мы тебя не пускали?
«Как же! Не пускали! — проворчал про себя Мышкин и потёрся спиной о ногу Вероники Владимировны. — А ну-ка, мамочка, дай им жару! А то совсем распустились!»
— А это ещё что?! — продолжала грозно Вероника Владимировна. — Что это тут лежит?! Откуда это взялось?! — И она схватила в руки разноцветный лист бумаги и вдруг замолкла и принялась с удивлением его разглядывать. Минуты две она молча разглядывала коллективное творение. Катя с Манечкой уже подумали, что сейчас мама порвёт его на мелкие кусочки, но она вдруг сказала: — Странно. Ничего не понимаю. Кто это мог нарисовать? Ведь не вы же, мартышки бесхвостые?..
— Конечно, не мы! — обрадовались Катя с Маней. — Это Мышкин рисовал. Правда здорово?
— Вообще-то неплохо, — подняв брови, сказала Вероника Владимировна. — Вот не думала, что Мышкин у нас такой способный! Просто талант!.. И какое решение оригинальное, какая свежесть! У меня бы, честно говоря, никогда бы так не получилось! Совершенно весеннее настроение! Как раз как я хотела! Ну и кот! Да это же просто не Мышкин, а настоящий художник! Ай да Мышкин! Шедевр!
Говоря так, Вероника Владимировна быстро и решительно проводила кисточкой по «шедевру».
— Так, та-а-к... И тут чуть-чуть... Немножко ультрамарина добавить... Чуточку берлинской лазури... Вот сюда охры золотистой капельку... Чудесно!.. Ещё чуть-чуть стронция... Ура! Всё готово! Ай да Мышкин-Шишкин!
Вероника Владимировна бросила кисточку, схватила в охапку дочек и закружила по комнате. Кот Мышкин вспрыгнул на книжную полку и сверху поглядел на рисунок.
«И правда ничего! — подумал он. — Вполне приличный рисунок! Ай да Мышкин! Ай да я!»
— Мамочка, а можно мы этот эскиз на стенку повесим? — попросили довольные неожиданным оборотом дела Катя с Манечкой. — Можно мы его назовём «Прогулка Мышкина в сосновом лесу»?
— Можно! Всё можно! Вот только я сначала чистовую композицию сделаю.
Вероника Владимировна быстро села за стол, энергично и аккуратно перерисовала эскиз, кое- что в нём добавив и кое что убавив, а потом позвала на радостях дочек пить чай с азербайджанской пахлавой, которую она принесла из Дома художника.
А вечером Катя с Манечкой потащили эскиз во двор похвастаться Косте Палкину и Нинке Кукушкиной.
— Отлично! — сказал Костя. — Похоже на цветущие джунгли.
— Это называется «Весенняя радость», или «Прогулка Мышкина в сосновом лесу», — гордо сказали Катя с Манечкой.
— Ничего себе, «радость»! — сказала Нинка Кукушкина. — Не поймёшь ничего, какая-то каша! Это не «радость», а сплошная гадость!
— Сама ты гадость! — обиделась Манечка.
— Не обращай внимания, — сказала Катя. — Нинка Кукушкина ничего в искусстве не понимает. Правда, Кость?
— Понимаю! А вот и понимаю! — закричала Нинка. — Подумаешь, какие воображалы нашлись! Я в чём хочешь понимаю, не только в искусстве!
Но Нинка была не права. Она действительно в искусстве ничего не понимала. Вот вредничать, ябедничать, выдумывать всякие небылицы, прыгать на одной ножке и, высунув язык, дразнить Катю с Маней «сковородками» — в этом она разбиралась.
Как Манечка и Катя дрессировали Мышкина
Однажды Катя и Манечка решили стать клоунами в цирке. Они посадили на диван Бобика, куклу Зюзю, корову Маришу из папье-маше, пластмассового крокодила Гену, немолодого жёлтого медведя Гришу и двух престарелых зайцев без глаз, без хвостов и без имени и стали веселить публику.
Они нарисовали себе красной краской рот до ушей и стали хохотать, падать на пол, кривляться, пихаться и кувыркаться.
Публика громко смеялась и аплодировала, а Корова Мариша от смеха даже повалилась на пол, и у неё отскочило колесо.
Все остальные тоже остались довольны. Особенно Зюзя и Бобик. Они сидели рядом, ели мороженое, и Зюзя сказала Бобику, что она ничего в жизни не видела смешнее этих клоунов, захлопала большим круглым глазом и томно прибавила: «Ма-ма!»
Катя с Маней ещё немножко покувыркались и покривлялись, но скоро им это надоело, и они решили показать уважаемой публике дрессированного кота Мышкина.
Они взяли круглые пяльцы и стали заставлять Мышкина в них прыгать. Но Мышкин отказался и спрятался.
Тогда они поняли, что Мышкин выступать в цирке не готов, сначала его надо дрессировать. И сёстры стали дрессировать Мышкина. Они положили на середину комнаты половинку сосиски и закричали:
— Мышкин, ни с места!
А Мышкин кинулся и съел сосиску.
Тогда они положили другую половинку сосиски, а сами схватили Мышкина и крикнули:
— Мышкин, ни с места!
Мышкин стал вырываться из рук, глядя на сосиску, но Катя с Манечкой его не пустили.
— Ты должен терпеть, глупый кот! — сказали они ему. — Если не научишься терпеть, то и в цирке выступать не будешь, понял?
«Понял», — подумал Мышкин и вырываться перестал. Но как только Катя с Манечкой его выпустили, он бросился к сосиске и тут же её проглотил!
Катя и Манечка долго тренировали Мышкина, и Мышкин стал даже какой-то грустный и испуганный. От каждого крика он прямо-таки вздрагивал, но сосиску всё равно съедал. «Попробуй её не съесть, — грустно думал Мышкин, — если она прямо перед тобой на полу лежит! Нет уж, лучше я не буду в цирке выступать! Не нужна мне слава».
Мышкин в два счёта съедал сосиску и виновато глядел на Катю с Манечкой, а рассерженные Катя с Манечкой долго его стыдили. Однажды они десять раз подряд клали на пол сосиску, и Мышкин каждый раз бросался к ней и моментально съедал. «Эх, — думал Мышкин, — пропади всё пропадом!»
Тогда Катя и Манечка, потеряв всякое терпение, сказали ему:
— Ну, вот что, упрямый и противный Мышкин! Если ты и сейчас нас не послушаешься, мы от тебя откажемся и отдадим тебя в детский дом для беспризорных котов, и ты там хоть с утра до ночи ешь сосиски, но нас ты больше в глаза не увидишь.
Мышкин совсем расстроился. Он, конечно, любил сосиски, но Катю с Манечкой он тоже любил. Он даже не знал, кого любит больше — сосиски или Катю с Манечкой. Во всяком случае, в детский дом для беспризорных котов ему не хотелось. Поэтому он жалобно замяукал, виновато сел на хвост и стал мыть свои уши.
Уши у Мышкина были очень пушистые. Катя с Манечкой подумали: «А может, Мышкин не виноват? Может, ему сквозь его пушистые уши не слышно? Может, надо крикнуть посильнее?»
Они положили на пол кусочек мороженой трески и заорали так, что стёкла в раме затряслись:
— Мышкин! Ни с места! — да ещё для верности затопали ногами.
Мышкина от страха чуть удар не хватил. Он подскочил на месте, перевернулся волчком, бросился под диван и с трудом втиснулся в узкое пространство между диваном и полом.
Довольные Катя с Маней решили повторить опыт.
— Ну вот, — сказали они. — Это совсем другое дело! А теперь иди сюда, Мышкин! Иди сюда, миленький! Съешь эту треску, мы разрешаем.
«Спасибо, — думает Мышкин под диваном. — Попробуй отсюда вылезти, застрял я!.. Нет уж! Никакой мне вашей трески не надо! Мне тут спокойней. Вот до чего вы меня довели. От такого крика можно нервнобольным стать».
Катя с Манечкой долго вытаскивали Мышкина из-под дивана, а он упирался и дико мяукал.
Зазвонил звонок, прибежала соседка Анна Ивановна.
— Что здесь происходит? Что за крики? Что за топанье немыслимое? У меня хрустальная ваза с полки свалилась! Распустили детей! Хулиганят направо и налево! Сейчас милицию вызову!
Тут Катя и Манечка сами испугались не на шутку. А Мышкин, слыша, какая над его хозяйками возникла угроза, захотел вылезти из-под дивана, но не смог и взвыл ещё сильнее.
— Так вы ещё и животных мучаете?! — Анна Ивановна встала на колени и заглянула под диван. — Эти противные дети тебя туда затолкали? Ну и дети пошли! И чему их только родители учат?
Она сунула руку под тахту, хотела Мышкина вытащить, а Мышкин взял и оцарапал её, да ещё и укусил.
— Ай! — закричала соседка. — Глупый кот! Не понимает, кто ему добро делает! Несознательное существо! Весь в своих хозяек!
Тут Мышкин взял и вылез. Не стерпел, чтобы его хозяек оскорбляли. Задрав хвост, он с большим достоинством пересек комнату и вышел вон, как бы желая дать понять, что он ни в чьей помощи не нуждался и просит всяких соседок оставить его в покое. С боков и хвоста Мышкина свешивались длинные
— Вот видите! — сказали Катя с Манечкой. — Никого мы не мучаем! Ваш Вовка сам вчера к нашему Мышкину во дворе приставал, за усы дёргал. И если он ещё его будет дёргать, мы сами на вашего Вовку в милицию заявим.
Тогда соседка встала с колен, возмущённо отряхнулась и сказала:
— Господи, а пыли-то, пыли! Небось сроду не подметали! А пахнет-то, пахнет! Ну прямо как в зоопарке! Интеллигентное семейство, называется! Анекдот! — И возмущённо удалилась.
С тех пор Катя и Манечка больше Мышкина не дрессировали. А и в самом деле, чего его дрессировать? Он и так умный! Ну а в цирке — в цирке котам выступать не обязательно.
Как Манечка переодевалась и что из этого получилось
Однажды Вероника Владимировна с Катей ушли в поликлинику, а Маня осталась дома одна.
Манечка любила одна оставаться. Она при этом времени не теряла.
Она тут же полезла в шкаф, надела на себя мамино платье с оборками, чёрные туфельки на высоких каблуках, модную шляпу под смешным названием «таблетка» и стала пристально и внимательно разглядывать себя в зеркало.
Потом она накинула на плечи мамину шаль, приколола мамину брошку, а рядом два своих значка, «Чебурашку» и «Крокодила Гену», и, очень довольная, стала прохаживаться по комнате.
Шляпа - «таблетка» сползала Манечке на круглый розовый нос, ноги в туфлях то и дело подкашивались, отчего Маня раза два грохнулась на пол, оборки платья волочились по полу, но Маню это нисколько не смущало.
Она даже выглянула в таком шикарном виде в окно. И даже, как бы невзначай, вышла на балкон, чтобы её заметили Костя Палкин и Нинка Кукушкина, которые гуляли во дворе.
Ей казалось, что она стала необыкновенно хороша собой, и хотелось, чтобы Костя и Нинка оценили её красоту. Особенно ей хотелось понравиться Косте Палкину. Но Костя Палкин, как назло, на балкон не глядел.
Тогда Манечка перевесилась через перила и громко закричала:
— Костя! Нинка! Доброе утро!
Нинка Кукушкина посмотрела вверх и так и застыла, увидя Манечку Сковородкину. Она раскрыла рот и выпучила глаза, а брови её поднялись до такой степени, что, казалось, были готовы соскочить со лба. Странная фигура на балконе показалась ей одновременно Маней и Маниной мамой.
А Костя от удивления чуть не упал на землю.
Манечка осталась очень довольна произведённым ею впечатлением. Она поправила на плечах шаль, кокетливо улыбнулась себе в зеркало, но тут раздался звонок в дверь, и Манечка поспешила отворить, радуясь, что кто-то ещё увидит её в таком замечательном наряде. На пороге стояла незнакомая маленькая старушка с жёлтым личиком и маленькой чёрной сумочкой и протягивала Мане какие-то бумажки.
— Вы будете гражданка Сковородкина? Вам срочная корреспонденция. Телеграмма. Распишитесь вот тут.
— Благодарю вас, — важно сказала Манечка. — Сейчас распишусь. Одну минуточку.
Она взяла из рук старушки огрызок карандаша, послюнила его круглым розовым языком и с большой старательностью вывела среди каких-то чёрточек и значков на бумаге большие кривые буквы «М» и «А», начало своего имени. Она уже собралась было приступить к букве «Н», как старушка нетерпеливо заглянула через её плечо:
— Что это вы, гражданка, так долго расписываетесь? У меня служебное время ограничено. Сейчас проверим, правильно ли вы расписались?
Она вырвала у Манечки бланк, надела очки и пристально взглянула на зеленоватый листок.
— Чего это вы тут разрисовали?! — сурово крикнула она. — Вы что, гражданочка, грамоте не обучены?
Она недовольно взглянула на Манечку сквозь толстые стёкла очков, и тут ей открылось, что перед ней вовсе не взрослая гражданка Сковородкина, а какая- то малолетняя особа в напяленной вкривь и вкось взрослой одежде.
— Что же это творится, граждане?! — закричала она. — Какие-то бессовестные дети нарушают общественный порядок! Обманывают взрослых! Больше никогда в жизни не стану вам доставлять на дом срочную корреспонденцию! Сами являйтесь на «пункт связи».
И старушка ушла, хлопнув дверью.
Манечка ужасно огорчилась. Её весьма испугали таинственные слова «пункт связи». Она живо представила себе, как они с Катей и мама с папой идут по серой, пасмурной дороге на «пункт связи», где их встречает сердитая старушка и связывает длинной грязной верёвкой.
От этой картины слёзы готовы были уже брызнуть из Маниных глаз, но тут в дверь снова зазвонили.
На этот раз Манечка уже с некоторым испугом открыла дверь. За дверью стояли Костя Палкин и Нинка Кукушкина. Их трудно было узнать. Костя был завёрнут в настоящую тигровую шкуру. По кафельному полу тянулся длинный, подбитый грязным белым шёлком, полосатый хвост. Из-под шкуры высовывались загнутые носки малиновых, бархатных, вышитых бисером, домашних туфель Костиной тёти Глафиры Андреевны.
На Кукушкиной была напялена огромная, до пят, чёрная телогрейка, вся перемазанная зелёной масляной краской. Нинка, сразу же, как увидела Манечку на балконе, побежала домой наряжаться. Но поскольку дом оказался закрытым на ключ, она нарядилась в телогрейку, валявшуюся на полу в лифтёрской.
Нинкина голова увенчивалась старым драным абажуром с чёрной от грязи бахромой, отчего Кукушкина походила на огромный ядовитый гриб с висюльками.
Оба гордо смотрели на Манечку. Потом, не говоря ни слова, прошествовали в квартиру.
В это время Валентин Борисович Сковородкин возвращался с работы. Он был доволен, что его отпустили с работы раньше времени
«Сейчас я увижу моих дорогих дочек, — с нежностью думал Валентин Борисович. — Всё-таки дети у меня славные. Интересно, чем они занимаются? Кажется, они собирались сегодня выжигать дощечку. Как бы не спалили всю квартиру, с них станет!.. Нет-нет, дети у меня хоть и озорные, но всё-таки достаточно благоразумные. Какое счастье, что я их сейчас увижу. Я так по ним соскучился!»
Войдя во двор, Валентин Борисович сразу же бросил радостный взгляд на окна своей квартиры... и у него захватило дух.
«Что это?! — остановившись, в сильнейшем недоумении подумал Валентин Борисович и даже потёр себя рукой по лбу. — Ничего не понимаю! Уж не совещание ли лесных троллей Московской области происходит сейчас на нашем балконе? Что означают эти три загадочные фигуры?»
Пока Валентин Борисович, приставив козырьком ладонь к очкам, соображал, откуда на его балконе могли взяться столь странные, непонятные существа, из подъезда напротив выскочила ещё какая-то небольшого размера диковина, покрытая с ног до головы проеденным молью ворсистым ковром, и, перебежав рысью двор прямо перед самым носом Валентина Борисовича, вскочила в подъезд, где находилась квартира семьи Сковородкиных.
В ту же минуту из соседнего подъезда выбежала радостная маленькая девочка, на голову которой была напялена коричневая сетчатая авоська, а на голые ноги — огромных размеров чёрные галоши. За ней торопился некто в синих очках, задрапированный в клетчатую розовую скатерть. И наконец, последним важно прошествовало существо - «чемодан»...
Тут нервы Валентина Борисовича не выдержали, и он пошатнулся. Существо - «чемодан» было целиком одето в старый продранный матерчатый чемодан, из которого высовывались лишь голова, руки да ноги, принадлежавшие как будто бы самому обыкновенному парнишке лет восьми.
«Да-а, — подумал Валентин Борисович. — Дела- а... Видно, я переутомился, в отпуск пора». — И, потрясённый до глубины души только что виденным, стал подниматься к себе домой.
Вредная Нинка Кукушкина
Однажды Катя с Манечкой вышли во двор, а там сидели на лавочке Нинка Кукушкина в новеньком коричневом школьном платье, новеньком чёрном переднике и очень беленьком воротничке (Нинка была первоклассница, хвасталась, что учится на пятёрки, а сама была двоечница) и Костя Палкин в зелёной ковбойке, сандалиях на босу ногу и синей кепке с большим козырьком.
Нинка с воодушевлением врала Косте, что встретила летом в лесу настоящего зайца и этот заяц так Нинке обрадовался, что сразу же залез к ней на руки и не хотел слезать. Тогда Нинка принесла его домой, и заяц целый месяц жил с ними, пил из блюдца молоко и караулил дом.
Костя слушал Нинку вполуха. Истории про зайцев его не волновали. Вчера он получил от родителей письмо, в котором говорилось, что, возможно, через год они возьмут его в Африку, где они сейчас жили и строили молочно-консервный комбинат, и Костя сидел и обдумывал, что он с собой захватит.
«Не забыть удочку, — думал Костя. — Капкан для змей обязательно... Нож охотничий... Надо купить в магазине «Охотник». Да, ружьё ещё. Винчестер. Или двустволку».
Тут подошли Катя с Манечкой.
— Это что! — сказала Катя, выслушав конец «заячьей» истории. — Это пустяки! Подумаешь, заяц! Зайцы — это чепуха! Вот у нас на балконе уже целый год настоящая коза живёт. Аглая Сидоровна звать.
— Ага, — сказала Манечка. — Аглая Сидоровна. Она к нам погостить приехала из Козодоевска. Мы уже давно козьим молоком питаемся.
— Точно, — сказала Катя. — Такая коза добрая! Столько нам всего привезла! Десять пакетов орехов в шоколаде, двадцать банок козьего сгущённого молока, тридцать пачек печенья «Юбилейное», а сама ничего, кроме клюквенного киселя, супа с фасолью и ванильных сухарей, не ест!
— Двустволку куплю, — почтительно сказал Костя. — Из двустволки сразу двух тигров убить можно... А почему именно ванильных?
— Чтобы молоко хорошо пахло.
— Врут они! Никакой козы у них нет! — рассердилась Нинка. — Не слушай, Кость! Ты же их знаешь!
— Ещё как есть! Она в корзине спит по ночам на свежем воздухе. А днём загорает на солнышке.
— Врушки! Врушки! Если бы у вас на балконе коза жила, она на весь двор блеяла бы!
— Кто блеял? Зачем? — спросил Костя, успев погрузиться в размышления, брать или не брать в Африку тётино лото.
— А она блеет. Скоро сами услышите... А сейчас давайте в прятки сыграем?
— Давайте, — сказал Костя.
И Костя стал водить, а Маня, Катя и Нинка побежали прятаться.
Вдруг во дворе послышалось громкое козлиное блеянье. Это Манечка прибежала домой и заблеяла с балкона:
— Бе-е-е... Ме-е-е...
Нинка от удивления вылезла из ямки за кустами.
— Костя! Послушай!
— Ну да, блеет, — сказал Костя. — Я же говорил...
А Маня бекнула последний раз и побежала выручаться.
Теперь водила Нинка.
На этот раз Катя с Манечкой уже вдвоём побежали домой и стали блеять с балкона. А потом спустились и как ни в чём не бывало побежали выручаться.
— Послушайте, у вас и вправду коза поселилась? — сказал Костя. — Что же вы раньше скрывали?
— Она ненастоящая, ненастоящая! — закричала Нинка. — Она у них заводная!
— Вот ещё, заводная! Да она у нас книжки читает, считает до десяти и даже по-человечьи умеет разговаривать. Вот мы пойдём её попросим, а вы тут стойте, слушайте.
Катя с Маней прибежали домой, присели за балконной решёткой и в один голос заблеяли:
— Ма-а-ма! Ма-а-ма!
— Ну как? — высунулась Катя. — Нравится?
— Подумаешь, — сказала Нинка. — «Мама» каждый дурак может сказать. Пусть стишок какой - нибудь прочтёт.
— Сейчас попрошу, — сказала Маня, присела на корточки и на весь двор закричала:
Наша Таня громко плачет:
Уронила в речку мячик.
Тише, Танечка, не плачь:
Не утонет в речке мяч.
Старушки на лавочках недоуменно завертели головами, а дворник Сима, которая в это время старательно подметала двор, насторожилась и подняла голову.
— Ну как, правда здорово? — сказала Катя.
— Потрясающе! — скорчила хитрую рожу Нинка. — Но только я ничего не слышу. Попроси, чтобы ваша коза погромче стихи читала.
Тут Манечка как заорёт благим матом. А поскольку у Мани голосок был что надо, и когда Маня старалась, то могла реветь, так, что стены тряслись, то неудивительно, что после стишка про плаксивую Танечку из всех окон с возмущением стали высовываться людские головы, а Матвей Семёнычева Альфа, которая в это время бегала во дворе, оглушительно залаяла.
А уж дворник Сима... О ней и говорить не приходится! У неё и так с детьми Сковородкиными отношения были не из лучших. Они Симе до смерти осточертели своими выходками.
Поэтому, услышав нечеловеческие вопли с балкона восемнадцатой квартиры, Сима прямо со своей метлой бросилась в подъезд и стала колотить кулаками в дверь восемнадцатой квартиры.
А вреднейшая Нинка, довольная, что ей так хорошо удалось проучить Сковородок, проводив взглядом разгневанную Симу, как ни в чём не бывало сладенько сказала:
— Молодец ваша коза! Отлично стихи читает! А сейчас я ей кое-что прочту.
И, приплясывая и высовывая язык, но не забывая при этом поправлять на голове голубой капроновый бантик, хитрая, вредная Нинка очень противно запищала:
Обманули дурака
На четыре кулака!
Обманули дурака
На четыре кулака!
А потом сказала Косте:
— Вот видишь, я же тебе говорила, зачем ты с ними дружишь, с такими Сковородками? Я бы лично с ними ни за что не дружила! Просто даже смешно, какие они глупые! Думают, я в их козу так и поверила.
Не обязательно ловить крокодилов
Однажды Катя с Маней долго ждали воскресенья.
Они были уверены, что в воскресенье непременно должно случиться что-то интересное и замечательное.
Но ничего интересного и замечательного в воскресенье не случилось.
С утра шёл дождь.
Валентин Борисович отправился в шахматный клуб, а Вероника Владимировна — к тёте Лене Кулебякиной дострочить на машинке платье.
— Я ухожу. Катя, смотри не обижай Маню. Не забудьте убрать постели, вымыть посуду, а также пол на кухне.
— Мама, но ведь сегодня воскресенье!
— В воскресенье тоже надо посуду мыть, — сказала Вероника Владимировна, взяла зонтик и ушла. А Катя и Маня мрачно уставились друг на друга.
— Вот тебе и воскресенье — сказала Катя. — Замечательно, постели стели да посуду мой! Я тарелки эти гадкие возьму и все перебью. Пусть знают, как в воскресенье уходить и нас одних оставлять!
— А я постели с балкона выкину! А пол нарочно грязными ботинками затопчу! Надоела мне такая жизнь! Только постели мой да полы стели!..
— Нет, надо что-то интересное придумать, — сказала Катя.
— А что?
— Садись и думай.
Катя с Маней сели на постель и стали думать.
Маня сильно наморщила лоб и уставилась на подоконник, где стояли игрушечные заводные часы и кактус. А Катя сдвинула рыжие брови и подёргала себя за косичку.
— Придумала! — закричала Манечка. — Мы спечём пирог и его съедим!
— Ну вот! Чего ещё от тебя дождёшься?!
— Тогда пойдём во двор. Там вчера Нинка рубль нашла.
— Подумаешь, рубль! Это неинтересно. Надо с Костей посоветоваться. Костя сразу интересное дело
Решено — сделано. Сёстры побежали во двор.
— Так, — сказал Костя. — Не вертитесь и не трещите, как сороки. Дайте сосредоточиться...
Костя сделал важное выражение лица, положил руку на лоб...
— Всё ясно, — сказал он. — Мы втроём залезем в вулкан.
— И я с вами! И я с вами! — закричала Нинка Кукушкина.
— В вулкане здорово, — сказал Костя. — Я в журнале «Знание — сила» про одного учёного-вулканолога читал, как он в действующий вулкан лазил. Он туда залез, а обратно не вылез. Его камнем убило.
— Ой, мы в вулкан не хотим! — испугались Катя с Маней.
А Нинка сказала:
— И я не хочу. Я не люблю, чтобы камни извергались.
— Ну, тогда можно кругосветное путешествие на плоту совершить, — сказал Костя. — Я в журнале «Техника молодёжи» читал, как один англичанин на плоту три года вокруг Земли плавал.
— Целых три года? — поразилась Катя. — А кто за нас в школу пойдёт?
— Да в океане в сто раз лучше, чем в школе! — обиделся Костя. — Купайся, под солнышком жарься!.. А пить захочешь — бери рыбу, выжимай и пей на здоровье!
— Я однажды выжимала, — сказала Нина. — Только не рыбу, а сливу. Она сладкая была.
— Не хотим мы рыбу выжимать! — возмутились Катя с Маней. — Что она, мочалка, что ли? Не поедем мы на плоту. Другое что-нибудь придумай.
— Не хотите — как хотите. Давайте тогда на морское дно в батискафе спустимся. Или нет, в космос полетим.
— В космос детей не берут, — сказала Нинка. — Собак берут, а детей нет.
— А мы незаметно прокрадёмся.
— А нас в ракете увидят.
— А мы под стол спрячемся.
— Нет, под стол не выйдет, — сказал Костя. — Как станем невесомыми, сразу из-под стола вылетим. Тут нас все и увидят. Знаете что, можно в пещеру залезть. Это тоже интересно. Там мыши летучие летают. Вода со стенок капает. Сталактиты царапаются.
— Какие ещё сталактиты? — ахнула Манечка.
— Ничего не знает! — сказала Нинка. — Ну длинные такие! Вниз головой с потолка свешиваются!
— Не хочу сталактиты, — захныкала Маня. — Я их боюсь. Лучше в нашем дворе что-нибудь совершить.
— Давайте баобаб посадим! — оживился Костя. — Если в нашем дворе один баобаб посадить, из него целый лес баобабов получится! Все нас за зелень и насаждения хвалить станут.
— Да ведь баобабы в Африке растут, — сказала Нинка.
— А мы за саженцами туда съездим. Кстати, моих родителей повидаем и наловим крокодилов для Московского зоопарка.
— Кость, а нельзя кого-нибудь поймать, чтобы не кусался?
— Чтобы не кусался — это неинтересно, — сказал Костя. — Что же тут замечательного?
— Ко-о-стя! — разнеслось по двору. — Ко-остя, иди домой!
— Тётя зовёт, — сказал Костя. — Сейчас в булочную бежать заставит. Ну, иду, иду, тётя Глаша, чего кричите?
Костя встал и направился к подъезду. А с ним ушла Нинка. Катя с Маней остались одни.
— Кать, скоро мама придёт, а у нас ещё постели не убраны, — сказала Манечка. — Пойдём уберём, а то она ругаться будет.
— Ладно уж, пошли, — недовольно сказала Катя. — Надо ещё посуду вымыть и пол этот дурацкий...
— А я люблю мыть пол, — вдруг сказала Манечка. — Он хоть не царапается. И вниз головой не свешивается. И никуда в темноте лезть не надо с мышами. Его вымоешь — он чистый будет, и на нём можно сидеть с Мышкиным и книжки читать.
Они пошли домой. А через час вернулась Вероника Владимировна. Она была какая-то мок
— Ну, что, на кухне, конечно, грязи по горло? И пол как в зоопарке? — ещё из прихожей крикнула она.
Вероника Владимировна устало сняла туфли, надела тапочки, хмуро вошла в кухню... и остановилась потрясённая! Посуда была вымыта. Пол — тоже.
— Ну уж постели наверняка не застелили!
Но нет, и постели были аккуратно застелены. И даже Зюзя и Бобик не валялись на полу, а чинно сидели на своих стульях вокруг обеденного игрушечного стола вместе с коровой Маришей, крокодилом Геной и жёлтыми зайцами.
Глаза у Вероники Владимировны вдруг из зелёных в точечку стали светло-коричневые, как осенние листья в лесу, и засветились мягким золотистым светом.
— Боже мой, что делается! — воскликнула она. — Дети мои, что с вами? Я вас не узнаю. Может, всё это папа сделал?
— Папа ещё не вернулся. Мы сами всё убрали.
— Милые мои! Вот это сюрприз! Да я совершенно уверена была, что вы всё перезабудете! Ах вы мои кисоньки! Ах вы мои зайчики!
— Мама, ты так обрадовалась, как будто мы тебе крокодила из Африки привезли! Или баобаб на окне посадили. Подумаешь, что тут такого — пол вымыли?
— Да мне этот крокодил с баобабом и даром не нужны! Я и пол, сказать по совести, в одну секунду сама бы вымыла. Разве в этом дело?..
— А в чём?
— Не скажу! Сами думайте!
Вероника Владимировна надела свой жёлтый махровый халат, который так к ней шёл, распустила пушистые рыжеватые волосы, надела поверх халата фартучек в мелкую синюю клеточку, напекла целое блюдо блинов и наварила целую кастрюлю компота.
И весь остальной день она была такая добрая, весёлая и красивая... Шутила с дочками, дурачилась и рисовала для них зелёных мартышек, лиловых кроликов и очень страшную, но вполне симпатичную Бабу Ягу на помеле, в большой бархатной шляпе, в модной рыжей дублёнке и с Мышкиным в руках...
А потом пришёл папа. И они все вместе вышли погулять перед сном.
Просто прошлись по улице, взявшись за руки. Все вчетвером. Хорошо, что прохожих на улице не было и они могли вчетвером идти по улице и болтать о том о сём, о пятом, о десятом.
Про всякую всячину. Про новое мамино платье. Про папиного начальника. Про хорошего Костю Палкина. Про вредную Нинку Кукушкину. Про Мышкина...
И это было так замечательно!
Так интересно!
Идти вчетвером, взявшись за руки, и разговаривать. И не надо в вулкан залезать.
И в батискаф садиться.
И крокодилов ловить для Московского зоопарка...
А просто идти с мамой и папой. За руки держаться. По сторонам глядеть. Смеяться. И болтать обо всём на свете.
День рождения Бобика
Однажды Катя и Маня решили устроить день рождения Бобика. Это у них игрушка была такая.
Собачка с оторванным хвостом и одним глазом.
Они испекли для Бобика торт. Положили в этот торт много всякой начинки — кусочки колбасы, ветчины, покрошили сосиску. Торт получился на славу.
Они поставили торт на стол, посадили за стол Бобика и стали читать ему поздравительные стихи, которые специально для него сочинила Катя:
Милый Бобик, дорогой,
Поздравляем мы тебя,
Потому что ты хороший,
Хоть с оторванным хвостом.
Ты пойдёшь учиться скоро,
Прямо в школу в первый класс.
Там, где учатся собачки,
Не пускают в школу нас.
Ты смотри учись отлично,
На четвёрку и на пять,
А то мы тебя не будем
С днём рожденья поздравлять!
Катя и Манечка с большим выражением прочли Бобику эти стихи.
Стихи Бобику очень понравились. Бобик долго хлопал в ладоши, то есть за него хлопала Манечка. А потом Бобик встал и попросил разрешения тоже прочесть свои стихи. То есть за него разрешения попросила Катя, и она за Бобика стала читать:
Гав-гав-гав! Гав-гав-гав!
У меня хороший нрав.
Я весёлый пёсик Бобик,
Всех я вас целую в лобик!
После этого Бобик сел за стол и набросился на торт.
Наброситься-то он набросился, но только торт как был целый, так и остался. Потому что Бобик был матерчатый и по-настоящему есть не умел.
Тогда Катя и Маня пригласили к нему в гости на день рождения кота Мышкина. Мышкин сразу беззастенчиво влез на стол и сожрал полторта. Остальную половину он утащил под стул и там принялся, урча, доедать. Он оказался очень невоспитанный гость. И Маня с Катей тут же сочинили про него стихи:
Кто с ногами влез на стол?
После кинул торт на пол?
Это очень глупый Мышкин,
Зря он в гости к нам пришёл!
Они прочли эти стихи Мишкину, и Мышкин ужасно обиделся!
— Ах, так? — сказал Мышкин. — Ну, ладно, я про вас тоже сочиню стихи! Будете знать, как меня ругать!
Глупые девчонки!
Есть люблю я колбасу,
Всякие печёнки.
Ну а тортик ваш плохой,
Гадкий и ужасный!
Это просто у меня
Аппетит прекрасный!
И он сел на стул и принялся облизываться как ни в чём не бывало.
— Ну и нахал! — обиделся Бобик. — Съел чужой торт, да ещё и обругал всех! Все коты такие нахалы! За это я его сейчас разорву на куски!
Бобик страшно залаял и бросился на Мышкина. А Мышкин выгнул спину и зашипел. А Бобик на него сел верхом. А Мышкин его скинул. А Бобик заплакал и сказал:
— Он мне испортил весь день рождения.
— Ничего, не огорчайся! — сказали Катя с Манечкой. — Мы тебе завтра устроим новый! А Мышкину этому противному ничего не устроим!
— Ну и не надо! — сказал Мышкин и, задрав хвост трубой, удалился.
Он пошёл в кухню и нажаловался маме, и мама пришла и велела Кате и Мане немедленно ложиться спать.
Вот так и кончился день рождения Бобика.
День защиты природы
- Ну, что новенького пишут? — сказала Катя Косте Палкину, когда Костя Палкин с газетой в руках вышел во двор.
Костя всегда выходил во двор с газетой. Несмотря на свой сравнительно ещё небольшой возраст, он очень любил читать газеты. И тут же рассказывал их содержание Кате и Мане.
— Да вот, про защиту природы пишут, — сказал Костя. — Сейчас все лучшие люди природу защищают. А плохие люди природу портят. Деревья ломают, леса не берегут, реки засоряют. Если так дальше дело пойдёт, никакой природы не останется!
— А почему мы природу не защищаем? — сказала Катя. — Давайте тоже природу защищать!
— Давайте! Давайте! — закричала Манечка. — Чур, я первая!
— А где же мы её будем защищать? — сказал Костя. — Во дворе, что ли?
— А что, у нас во дворе природы нет? — сказала Катя. — Ещё как есть! Давайте объявим день защиты природы в нашем дворе!
И они так и порешили. Объявить день защиты природы в их дворе. Они вышли во двор пораньше и стали сторожить, чтобы никто по газонам не бегал.
Но никто и не бегал.
Ещё они сторожили, чтобы деревья не ломали.
Но никто не ломал.
— А вдруг кто-нибудь будет цветы на клумбе рвать? — сказала Катя. — Надо смотреть в оба.
Смотрели, смотрели... Вдруг какая-то маленькая собачка как прыгнет в клумбу! И принялась цветы нюхать.
— Брысь! — замахали руками Катя с Маней. — Вон из клумбы!
А собачка на них поглядела, хвостиком помахала и давай снова цветы нюхать!
— Не нюхай! — кричат Катя с Маней. — Уйди с клумбы! Сломаешь цветы!
А собачка на них поглядела и принялась какую-то травинку жевать.
— Плюнь! Ты зачем природу портишь? — кричат Катя с Маней и бегают вокруг клумбы, хотят собачку прогнать.
А собачка стоит себе в клумбе и уже другую травинку жуёт, на Катю с Манечкой никакого внимания не обращает!
Тогда Катя с Маней не выдержали и в клумбу полезли. Манечка хотела собачку схватить, да растянулась, шлёпнулась прямо на георгины, два георгина сломала. Собачка убежала, а из окна дворник тётя Сима кричит:
— Эй, опять на клумбу полезли?! Опять хулиганите?! Я вам покажу, как цветы ломать!
Вот тебе и день защиты природы!
— Ничего, — сказал Костя Палкин. — Вы не огорчайтесь. Животные — это тоже природа. Давайте защищать животных в нашем дворе.
— Давайте! — обрадовалась Катя.
— Давайте! Давайте! — закричала Манечка. — Давайте нашего Мышкина будем защищать!
— Вашего Мышкина никто не обижает, — сказал Костя. — А надо проверить, вдруг в нашем дворе к животным кто-нибудь плохо относится?
— А как же мы проверим? — сказала Катя.
— Надо ходить по квартирам, — сказал Костя. — Вы идите в этот подъезд. А я пойду в тот. И если вы увидите, что кто-нибудь бьёт животных, или не кормит, или ещё как-нибудь обижает, то мы тогда напишем письмо в журнал «Друг природы».
— Правильно, — сказала Катя. — Пошли, Мань.
И они стали звонить подряд во все квартиры, заходить и спрашивать:
— Скажите, пожалуйста, у вас есть какие-нибудь животные?
— Есть, — сказали в пятой квартире. — У нас канарейка, а что?
— А вы её кормите? — сказали Катя с Маней.
— Конечно.
— А вы её не бьёте?
— Ещё чего?! Кто же это канареек бьёт? Тоже скажете!
— А вы с ней гулять ходите?
— Ну конечно, мы её на цепочке водим, — засмеялись в пятой квартире. — Видно, вам, девочки, делать нечего — вы тут всякие глупые вопросы задаёте!
— Ничего подобного! Просто мы животных защищаем! Если вы вашу канарейку обидите, мы возьмём и про вас письмо напишем в журнал «Друг природы»!
— Да что вы привязались? Не думаем мы канарейку обижать! Откуда вы только взялись на нашу голову!
В тринадцатой квартире им открыл какой-то большой мальчишка, на вид пятиклассник. Оказалось, что в этой квартире живёт кошка с котятами.
— Ты свою кошку кормишь? — спросили Катя с Маней у пятиклассника.
— А что?
— Как что? Кормишь ты свою кошку, мы спрашиваем?
— А вам какое дело!
— Очень даже большое! Кошек надо кормить, понятно? И котят тоже.
— Неужели? — удивился пятиклассник. — А я и не знал! Спасибо, что сказали!
— На здоровье! А ты их не бьёшь?
— Кого?
— Котят с кошкой.
— Бью. Палкой. С утра пораньше, — сказал пятиклассник и вытолкал Катю с Маней за дверь.
— Дурак, — сказала Манечка. — Подумаешь какой! А ещё в очках...
В тридцать первой квартире за дверью жалобно скулила собака, но хозяева не открывали.
— Дома никого нету, — сказала Катя. — Бедная собачка! Она, наверно, голодная! Надо будет сюда снова прийти, покормить её...
...В сороковой квартире жила немецкая овчарка. Когда Кате и Манечке открыли дверь, она выскочила на площадку и принялась обнюхивать их.
— Ай! — испугалась Манечка. — Уберите её, пожалуйста, а то она укусится!
— Вам чего, девочки?
— Ничего, спасибо, мы дверью ошиблись!.. А скажите, пожалуйста, вы вашу собаку не обижаете?
— Зачем же её обижать? Она у нас умная, две медали имеет.
— Большое спасибо.
— Ну, как? — сказал Костя Палкин, когда они вышли из подъездов и встретились во дворе. — Кого-нибудь защитили?
— Нет, — сказали Катя и Манечка. — Надо в другой подъезд пойти.
— Ия никого, — сказал Костя. — Не повезло что- то... может, завтра повезёт!
— Ка-а-тя! Ма-а-нечка! — позвала из окна Вероника Владимировна. — Идите домой!..
— Где вы были? Я уже целый час кричу! — сердито сказала она, когда дочки вернулись. — Стоит вам выйти на улицу, как вы сразу голову теряете. Все свои обязанности тут же забываете! Готовы с утра до вечера гулять, а хомяки ваши бедные голодные сидят. И клетка у них грязная! И рыбкам давно воду поменять надо!.. А за песком для Мышкина опять мне бежать? Три дня вас уже прошу — допроситься не могу!!! Неужели вам животных не жалко! Безжалостные какие дети!
Нет комментариев. Ваш будет первым!