Сказка Андерсена «Соловей» на новый лад

Птица жизни

(По сказке Г.Х. Андерсена «Соловей»)

Друзей не ищи за три моря,

В глаза тем, кто рядом, взгляни:

В минуты несчастья и горя

Помогут, согреют они.

В далекой стране под названьем Китай

В древнейшие те времена

Жил-был Император династии Тай,

Ему подчинялась страна.

И дивный дворец Император имел.

Дворец из фарфора, просторный

И хрупкий, изящный, так тонко звенел,

Когда в дверцу стукнет придворный.

А возле дворца сад чудесный разбит,

Цветов самых разных не счесть.

На самом красивом бубенчик висит,

Чтоб звоном вниманье привлечь.

А сад так огромен, большой-пребольшой

Тянулся без края вперед,

Вдали растворялся он в чаще лесной,

Но ширь эту море прервет.

Лишь в этом лесу соловей песни пел,

А мимо неслись корабли.

И каждый моряк его слышать хотел,

Как звуки родимой земли.

Дворец Императора, сад из цветов

Дивили красою своей.

Они привлекали различных послов,

Но всех поражал соловей.

И горе, печаль сразу все уходили,

Заслышав лишь трели его,

А люди потом, как один, говорили:

«Вот это уж лучше всего!»

Когда ж возвращались из дальней страны

В объятья родимой земли,

Они, вспоминая дворец и сады,

Забыть соловья не могли.

Поэты стихи соловью посвящали,

Пусть птица жила далеко,

Но сердце и слух ее трели ласкали,

В душе становилось легко.

О разных диковинках в книгах писали,

Чтоб знанья другим передать.

И Тай Император их часто читали,

Хвалу о себе чтоб узнать.

И так, по-китайски, головкой кивал,

Где в книгах хвалили его.

И вдруг удивился: из книги узнал,

Что птица уж лучше всего.

Задумался Тай: «Император не знает

В империи дружной своей,

В моих же владениях просто летает

И песни поет соловей».

И вызвал из свиты своих приближенных

Он первого, чтобы скорей

Узнать: где, секретностью весь окруженный,

Живет и поет соловей.

И Тай Император ему заявляет:

«Вот в книгах прочел о стране,

Весь мир соловья главным чудом считает,

Пора бы послушать и мне».

И первый придворный, любитель потех,

Ему заявил поутру:

«Никто никакой не имеет успех,

Коль он не представлен двору.

О птице такой я совсем не слыхал»...

Но тут Император прервал:

«Желаю, чтоб к вечеру птицу сыскал,

Я в книге о ней прочитал».

«О, Ваше Величество, вы не должны

Так искренне верить бумаге,

В ней выдумки много, а часто и лжи,

Она лишь частица всех магий».

«А книгу в подарок прислал для меня

Мой друг — Император другой,

Поэтому в ней нет ни капли вранья,

А он для меня как родной.

Я всем объявляю о воле своей:

Сегодня же слышать хочу

Те песни, что чудный поет соловей,

Его во дворец я впущу.

Но если посмеете волю мою

Ко времени вы не исполнить,

То прочными палками бить повелю,

Надолго могли чтоб запомнить».

Придворных смутили такие слова,

И те по дворцу разбежались,

Им надо скорей отыскать соловья —

И палок тяжелых боялись.

А птицы такой никогда не слыхали,

Не знали они, где искать?

Уже весь дворец сверху вниз пробежали,

Надеясь у слуг все узнать.

Вот группа придворных на кухню пришла,

Здесь девочка им рассказала,

Однажды домой через лес она шла

И там соловья повстречала.

Узнав эту новость о птице искомой,

Решили, что в лес все пойдут.

Им жизнь за порогом дворца незнакома,

Но детка покажет маршрут.

Придворным всем надо до птицы дойти,

Их время торопит, зовет.

Лишь в чаще лесной можно птицу найти,

Лишь там она песни поет.

Все знают, что сам Величайший хотел

Ее во дворце лицезреть.

И чтоб от побоев никто не сомлел,

Ей надо и песню пропеть.

И долго придворные шли через сад

По бархатной, мягкой траве.

А редких цветов неземной аромат

Не встретится больше нигде.

Навстречу корова идет и мычит.

Придворный сказал молодой:

«Какая ж в соловушке сила звучит,

Не слышал я раньше такой».

Но девочка скажет ему, не смолчит —

Ведь дети все пьют молоко:

«Да это же просто корова мычит,

До леса еще далеко».

Лягушка заквакала громко в пруду,

А бонза придворный сказал:

«О нем, соловье, рассказать всем могу,

Как колокол, он прозвучал».

Но девочка бонзе сказала на ушко:

«Как много на свете всего,

А это проквакала просто лягушка,

Но скоро услышим его».

Вот чаща лесная и море за ней,

Вдруг — чудная песня звучит,

А песенку эту поет соловей

И внемля, природа молчит.

Вот песня пропета. Придворные стали

Искать птицу царских кровей,

И в серенькой птице они не признали,

Что это и есть соловей.

Увидев его, удивленно сказали:

«Как мелок, не ярок певец?

Но Тай император одно приказали —

Доставить его во дворец».

С небрежностью светской они рассуждали:

«Так что в нем хорошего есть?

Дворцового птицей его б не назвали.»

И тут разгорелась их спесь:

«Наверное, он потерял всю окраску

При виде столь знатных особ.

Отдать надо «серость» такую в покраску

Иль спрятать под крепкий засов».

Лишь девочка птице сказала тогда,

С почтеньем и нежно любя:

«Великий правитель послал нас сюда,

Желает услышать тебя».

И главный слуга, он же первый придворный,

Сказал, обратись к соловью:

«О птица чудесная, будь же покорна

И спой во дворце песнь свою».

На что соловей всем ответил достойно:

«Простор мне дороже всего,

Хотя на природе поется мне вольно,

Исполню желанье его».

Вот хлопоты все во дворце завершили.

Дворец засиял красотой,

А в зале по центру поставить решили

Для птицы шесток золотой.

На троне уже Император сидит,

Придворные рядом стоят.

Они разрядились, чтоб всех удивить,

Но сами на птицу глядят.

Вот Тай Император знак птице подал,

Она так чудесно запела,

И чувства проснулись в нем, Тай осознал,

Что пенье — великое дело.

И слезы по пухлым щекам покатились,

Когда соловей песню пел.

Все так удивились, все так изумились:

«Да кто же обидеть посмел?»

Ах, как Император тем пеньем доволен,

В дар птице туфлю подает,

Хотя соловей награжденья достоин,

Подарок такой не берет:

«Награды не ждал, но старался не зря,

Свое я сполна получил —

Стекали слезинки, с душой говоря,

Их сам Император пролил».

С тех пор во дворце соловей был оставлен,

Ему разрешали гулять.

И все хорошо, только был он подавлен —

Учили на нитке летать.

А слава о птице неслась повсеместно,

Везде говорили о нем.

И даже здороваться было уместно,

Друг друга назвав соловьем.

Но Таю однажды прислали пакет

И надпись на нем «Соловей»:

«А может, там новая книга, иль нет?»

Велел открывать поскорей.

В пакете том чудо, забава для Тая:

Другой соловей в нем лежал.

Из золота сделанный, песнь распевая,

Алмазами ярко сиял.

В восторге от птицы придворные были:

«Ну, разве ж он с серым сравним,

Того соловья мы совсем не любили,

Тот не был красивым таким.

Пускай соловьи пропоют вместе, дружно,

Вдвоем будут лучше звучать».

Но этого делать им было не нужно,

Пришлось механизм защищать:

«Здесь новая птица совсем не виновна,

Все четко пропела она.

Как держит свой такт, и сейчас это модно,

Пусть лучше споет нам одна».

И двор новой птице успех обеспечит,

Пусть пенье шарманкой звучит,

Зато эта птица алмазами блещет,

Имеет достойнейший вид.

Другой соловей — настоящий, живой,

Вспорхнул и в окно улетел.

Скорей на просторы, скорее домой,

Об этом все песни он пел.

Такого еще при дворе не случалось:

«Без спроса, вот так улететь?

Но лучшая птица у нас все ж осталась,

Она станет часто нам петь».

Лишь Тай Император один огорчился,

А новый певун утешал.

Особым ключом соловей заводился,

Крылами златыми махал.

«Ах, что за созданье, с живым не сравним,

Здесь все наперед можно знать,

И песню его будем петь вместе с ним —

Все хором начнем подпевать».

Мелодию птица поет, как по кругу,

А там все опять и опять.

И скоро уже во дворце вся прислуга

Могла соловья исполнять.

Живой соловей стал не моден, забыт,

Затем его просто изгнали.

Вот только душа ни о ком не болит,

Течь слезы из глаз перестали.

А новую птицу одну награждали,

Вот званье присвоили ей.

Ее заводили и слушать давали,

Как будто поет соловей.

Прошел ровно год, эта птица все пела,

Но в ней рукотворность видна.

Вдруг что-то внутри этой птицы заело,

Замолкла мгновенно она.

А после починки всем мастер сказал:

«Ее заводить лишь раз в год».

Он строго на этот момент указал:

«И больше никак не споет».

Пять лет пролетело, а жизнь все идет,

Но только печален народ.

Сам Тай Император лежит, не встает,

Придворные ждут, что умрет.

Придворные эти забыли больного,

Зачем им почти что мертвец,

Они ублажают теперь молодого,

Ведь этому скоро конец.

А ночью к больному приходят виденья,

Все то, что за жизнь совершил,

А это и зла, и добра приведенья,

Они все зовут в тайный мир.

«Ах, если бы звук был какой-то из жизни,

Иль песню пропел соловей.

Так я бы очнулся от эдакой тризны,

Ну, спой же, прошу поскорей».

Но только машина не может ответить,

Вот если б ее завести...,

Но силы теряя, так хочется верить,

Что та запоет, лишь спроси.

И вдруг словно молния, гром поднебесный

Раздался живой голосок,

То серый соловушка с новою песней,

Он Таю проснуться помог.

Открыты глаза, мир такой, как и был:

«О, как хорошо все вокруг,

Спасибо, соловушка, что не забыл,

Теперь я навеки твой друг.

Мне жизнь интересна, я словно прозрел»,-

Он серому рад соловью.

Как важно, что б кто-то душою болел,

Когда жизнь твоя на краю.

…

Игрушка нарядная и дорогая

Не станет опорой в судьбе.

Друг истинный тот, в ком душа золотая:

Неброский, но верный тебе.

Сказка Андерсена «Соловей» на новый лад

Птица жизни

Похожие статьи: