Рассказы о животных, 1-4 классы. Школьная библиотека
Виталий Бианки «Чей нос лучше?»
Мухолов-Тонконос сидел на ветке и смотрел по сторонам. Как только полетит мимо муха или бабочка, он сейчас же погонится за ней, поймает и проглотит. Потом опять сидит на ветке и опять ждет, высматривает. Увидал поблизости Дубоноса и стал жаловаться ему на свое горькое житье.
— Очень уж мне утомительно, — говорит, — пропитание себе добывать. Целый день трудишься-трудишься, ни отдыха ни покоя не знаешь, а все впроголодь живешь. Сам подумай: сколько мошек надо поймать, чтобы сытым быть. А зернышки клевать я не могу: нос у меня слишком тонок.
— Да, твой нос никуда не годится, — сказал Дубонос. — То ли дело мой! Я им вишневую косточку, как скорлупу, раскусываю. Сидишь на месте и клюешь ягоды. Вот бы тебе такой нос.
Услыхал его Клест-Крестонос и говорит:
— У тебя, Дубонос, совсем простой нос, как у Воробья, только потолще.
Вот посмотри, какой у меня замысловатый нос! Я им круглый год семечки из шишек вылущиваю. Вот так.
Клест ловко поддел кривым носом чешуйку еловой шишки и достал семечко.
— Верно, — сказал Мухолов, — твой нос хитрей устроен!
— Ничего вы не понимаете в носах! — прохрипел из болота Бекас-Долгонос.
— Хороший нос должен быть прямой и длинный, чтоб им козявок из тины доставать удобно было. Поглядите на мой!
Посмотрели птицы вниз, а там из камыша торчит нос длинный, как карандаш, и тонкий, как спичка.
— Ах, — сказал Мухолов, — вот бы мне такой нос!
— Постой! — запищали в один голос два брата-кулика — Шилонос и Кроншнеп- Серпонос. — Ты еще наших носов не видал!
Поглядел Мухолов и увидал перед собой два замечательных носа: один смотрит вверх, другой — вниз, и оба тонкие, как иголка.
— Мой нос для того вверх смотрит, — сказал Шилонос, — чтоб им в воде всякую мелкую живность поддевать.
— А мой нос для того вниз смотрит, — сказал Кроншнеп-Серпонос, — чтоб им червяков да букашек из травы таскать.
— Ну, — сказал Мухолов, — лучше ваших носов не придумаешь!
— Да ты, видно, настоящих носов и не видал! — крякнул из лужи Широконос. — Смотри, какие настоящие-то носы бывают: во-о!
Все птицы так и прыснули со смеху, прямо Широконосу в нос: «Ну и лопата!»
— Зато им воду щелокчить-то как удобно! — досадливо сказал Широконос и поскорей опять кувыркнулся головой в лужу.
— Обратите внимание на мой носик! — прошептал с дерева скромный серенький Козодой-Сетконос. — У меня он крохотный, однако служит мне и сеткой, и глоткой. Мошкара, комары, бабочки целыми толпами в сетку-глотку мою попадают, когда я ночью над землей летаю.
— Это как же так? — удивился Мухолов. — Я по одной мошке хватаю, а он ловит их сразу сотнями!
— А вот как! — сказал Козодой-Сетконос да как разинет зев — все птицы так и шарахнулись от него.
— Вот счастливец! — сказал Мухолов. — Я по одной мошке хватаю, а он ловит их сразу сотнями!
— Да, — согласились птицы, — с такой пастью не пропадешь!
— Эй вы, мелюзга! — крикнул им Пеликан- Мешконос с озера. — Поймали мошку — и рады. А того нет, чтобы про запас себе что-нибудь отложить. Я вот рыбку поймаю — и в мешок себе отложу, опять поймаю — и опять отложу.
Поднял толстый Пеликан свой нос, а под носом у него мешок, набитый рыбой.
— Вот так нос, — воскликнул Мухолов, — целая кладовая! Удобней уж никак не выдумаешь!
— Ты, должно быть, моего носа еще не видал, — сказал Дятел. — Вот полюбуйся!
— А что ж на него любоваться? — спросил Мухолов. — Самый обыкновенный нос: прямой, не очень длинный, без сетки и без мешка. Таким носом пищу себе на обед доставать долго, а о запасах и не думай.
— Нельзя же все только об еде думать, — сказал Дятел-Долбонос. — Нам, лесным работникам, надо инструмент при себе иметь для плотничных и столярных работ. Мы им не только корм себе добываем, но и дерево долбим: жилище устраиваем, и для себя, и для других птиц. Вот у меня какое долото!
— Чудеса! — сказал Мухолов. — Столько носов видел я нынче, а решить не могу, какой из них лучше. Вот что, братцы, становитесь вы рядом. Я посмотрю на вас и выберу самый лучший нос.
Выстроились перед Мухоловом-Тонконо- сом Дубонос, Крестонос, Долгонос, Шилонос, Широконос, Сетконос, Мешконос и Долбо- нос.
Но тут упал сверху серый Ястреб-Крючконос, схватил Мухолова и унес себе на обед.
А остальные птицы с перепугу разлетелись.
Виталий Бианки «Мастера без топора»
Загадали мне загадку: «Без рук, без топоренка построена избенка». Что такое?
Оказывается, — птичье гнездо.
Поглядел я, — верно!
Вот сорочье гнездо: как из бревен, все из сучьев сложено, пол глиной вымазан, солом
кой устлан, посередке вход; крыша из веток. Чем не избенка?
А топора сорока никогда и в лапках не держала.
Крепко тут пожалел я птицу: трудно, ох как трудно, поди, им, горемычным, свои жилища без рук, без топоренка строить! Стал я думать: как тут быть, как их горю пособить?
Рук им не приделаешь.
А вот топор... Топоренок для них достать можно.
Достал я топоренок, побежал в сад.
Глядь, — козодой-полуночник на земле между кочек сидит. Я к нему:
— Козодой, козодой, трудно тебе гнезда вить без рук, без топоренка?
— А я и не вью гнезда! — говорит козодой. — Глянь, где яйца высиживаю.
Вспорхнул козодой, — а под ним ямка между кочек. А в ямке два красивых мраморных яичка лежат.
«Ну, — думаю про себя, — этому ни рук, ни топоренка не надо. Сумел и без них устроиться».
Побежал дальше.
Выбежал на речку.
Глядь, там по веткам, по кусточкам ремез- синичка скачет, — тоненьким своим носиком с ивы пух собирает.
— На что тебе пух, ремез? — спрашиваю.
— Гнездо из него делаю, — говорит. — Гнездо у меня пуховое, мягкое, — что твоя варежка.
«Ну, — думаю про себя, — этому топоренок тоже ни к чему — пух собирать...»
Побежал дальше.
Прибежал к дому.
Глядь, под коньком ласточка-касаточка хлопочет — гнездышко лепит. Носиком глинку приминает, носиком ее на речке колупает, носиком носит.
«Ну, — думаю, — и тут мой топоренок ни при чем. И показывать его не стоит».
Побежал дальше.
Прибежал в рощу. Глядь, там на елке певчего дрозда гнездо.
Загляденье, что за гнездышко: снаружи все зеленым мхом украшено, внутри — как чашечка гладкое.
— Ты как такое себе гнездышко смастерил? — спрашиваю. — Ты чем его внутри так хорошо отделал?
— Лапками да носом мастерил, — отвечает певчий дрозд. — Внутри все цементом обмазал из древесной трухи со слюнкой со своей.
«Ну, — думаю, — опять я не туда попал. Надо таких искать птиц, что плотничают».
И слышу: «Ту-тук-тук-тук! Тук-тук-тук-тук!» — из лесу.
Я туда. А там дятел.
Сидит на березе и плотничает, дупло себе делает — детей выводить.
Я к нему:
— Дятел, дятел, стой носом тукать! Давно, поди, голова разболелась. Гляди, какой я тебе инструмент принес: настоящий топоренок!
Поглядел дятел на топоренок и говорит:
— Спасибо, только мне твой инструмент ни к чему. Мне и так плотничать ладно: лапками держусь, на хвост обопрусь, пополам согнусь, головой размахнусь, — носом ка-ак стукну! Только щепки летят да труха!
Смутил меня дятел: птицы-то, видно, все — мастера без топора.
Тут увидел я гнездо орла. Большущая куча толстых сучьев на самой высокой сосне в лесу.
«Вот, — думаю, кому топор-то нужен: сучья рубить!»
Подбежал к той сосне, кричу:
— Орел, орел! А я тебе топоренок принес!
Рознял орел крылья и клекочет:
— Вот спасибо, парнишка! Кинь свой топоренок в кучу. Я сучков на него еще навалю — прочная будет постройка, доброе гнездо.
Виталий Бианки «Терентий-Тетерев»
Жил в лесу Тетерев, Терентием звали.
Летом ему хорошо было: в траве, в густой листве от злых глаз прятался. А пришла зима, облетели кусты и деревья — и схорониться негде.
Вот звери лесные, злые, и заспорили, кому теперь Терентий-Тетерев на обед достанется.
Лисица говорит — ей.
Куница говорит — ей.
Лисица говорит:
— Терентий спать на землю сядет, в кусту. Летом его в кусту не видно, а нынче — вот он. Я понизу промышляю, я его и съем.
А Куница говорит:
— Нет, Терентий спать на дереве сядет. Я поверху промышляю, я его и съем.
Терентий-Тетерев услыхал их спор, испугался. Полетел на опушку, сел на макушку и давай думать, как ему злых зверей обмануть.
На дереве сядешь — Куница поймает, на землю слетишь — Лисица сцапает. Где же ночевать-то?
Думал-думал, думал-думал — ничего не придумал и задремал.
Задремал — и видит во сне, будто он не на дереве, не на земле спит, а в воздухе.
Кунице с дерева его не достать и Лисице с земли не достать: вот только ноги под себя поджать, — ей и недопрыгнуть.
Терентий во сне ноги-то поджал да бух с ветки!
А снег был глубокий, мягкий, как пух. Неслышно по нему крадется Лисица. К опушке бежит.
А поверху, по веткам, Куница скачет и тоже к опушке. Обе за Терентием-Тетеревом спешат.
Вот Куница первая прискакала к дереву да все деревья оглядела, все ветки облазала, — нет Терентия!
«Эх, — думает, — опоздала! Видно, он на земле, в кусту спал. Лисице, верно, достался».
А Лисица прибежала, всю опушку оглядела, все кусты облазала, — нет Терентия!
«Эх, — думает, — опоздала! Видно, он на дереве спал. Кунице, видно, достался».
Подняла голову Лиса, а Куница — вот она: на суку сидит, зубы скалит.
Лисица рассердилась, как крикнет:
— Ты моего Терентия съела, — вот я тебе! А Куница ей:
— Сама съела, а на меня говоришь. Вот я тебе!
И схватились они драться.
Жарко дерутся: снег под ними тает, клочья летят.
Вдруг — трах-та-та-тах! — из-под снега чем-то черным как выпалит!
У Лисицы и Куницы от страха душа в пятки. Кинулись в разные стороны: Куница — на дерево, Лисица — в кусты. А это Терентий-Тетерев выскочил. Он как с дерева свалился, так в снегу и заснул. Только шум да драка его разбудили, а то, наверное, и сейчас бы спал.
С тех пор все тетерева зимой в снегу спят: тепло им там и уютно и от злых глаз безопасно.
Георгий Скребицкий «Загадочная находка»
В окна школы светит яркое солнце. Горячим желтым квадратом ложится на пол, греет щеки ребят, рисует на их носах забавные веснушки.
Ах, как трудно в такой весенний солнечный день чинно сидеть за партой и решать задачи! Как хочется выбежать во двор, поиграть в снежки! Снег в оттепель так славно лепится. Недаром же наступил первый весенний месяц — март.
Конечно, впереди еще будут морозы и вьюги, но им уже недолго осталось хозяйничать.
Теперь скоро снег всюду растает, зазеленеет земля и из дальних стран вернутся перелетные птицы.
Для юных натуралистов это большое событие. Нужно как следует к нему подготовиться. Надо развесить новые птичьи домики и внимательно просмотреть старые — нет ли в них щелей или каких-нибудь других изъянов.
Надо всё заблаговременно починить, а главное — вычистить скворечники и дуплянки, выбросить из них гнездовую подстилку. Прилетевшие птицы натаскают новую, старая им не нужна. К тому же в ней еще с прошлого года могли остаться разные паразиты. Летом они будут беспокоить птенцов.
Поэтому юные натуралисты решили прямо после занятий всем кружком отправиться в загородный парк, чтобы как следует осмотреть и вычистить там скворечники.
Славная это работа. В парке, еще по-зимнему укрытом снегом, сразу стало шумно и весело. Ребята тащили высокие лестницы, подставляли к деревьям, лезли осматривать скворечники.
Вот Боря уже на верхней ступеньке. Ему попался хороший скворечник, крепкий, без всяких щелей, а главное — у него снимается крышка. Всегда нужно делать такие домики: чистить их очень удобно.
Боря снимает крышку, засовывает в скворечник руку и невольно отдергивает: внутренность домика заполнена какими-то комочками, покрытыми шерстью.
А кто? Кошкам ни к чему прятать мышей так высоко на дерево. Куница? Зачем она сюда заберется, в парк, на окраину города? Хорек или ласка? Но ведь эти зверьки по деревьям не лазают. Белка? Нет, белка мышей никогда не ловит. Вот птичьи яйца или даже новорожденных птенцов, если найдет в гнезде, обязательно съест, а мышей ловить не будет. Кто же тогда?
Ребята терялись в догадках.
— Давайте покараулим здесь, — предложил Боря. — Устроим дежурство круглые сутки, наверное, кого-нибудь выследим.
— Верно, — согласились все ребята. — Завтра воскресенье, в школу идти не нужно, вот и будем дежурить по очереди всю ночь и завтра весь день.
Так и договорились.
Боре, поскольку он обнаружил эту находку, предоставили право дежурить первому. Дежурство решили начать с вечера, как только станет смеркаться.
И вот над парком засинели еще по-зимнему ранние сумерки. В окнах соседних домиков зажглись огни.
Звонкая вечерняя тишина нарушалась только отдельными звуками. Где-то неподалеку заскрипела калитка, застучали ведра, послышался смех ребят. Очевидно, шли за водой к ближайшей колонке. Потом заворчал,
прокатил по дороге пустой грузовик и, провожая его, залилась лаем собака.
Боря сидел под деревом и не спускал глаз со скворечника, за которым он наблюдал.
С каждой минутой становилось темнее, так что трудно было что-нибудь разглядеть среди сучьев и веток старых деревьев.
Но Боря выбрал себе такой наблюдательный пункт, чтобы скворечник был от него прямо на запад, то есть на вечернюю зарю.
Ее последний свет еще не погас, и на желтоватом фоне зари четко вырисовывался птичий домик.
Боря напряженно прислушивался: не раздастся ли хоть малейший шорох, когда поджидаемый им зверек начнет взбираться с добычей вверх по стволу. Но никакого шороха мальчик не слышал.
И вдруг что-то бесшумно мелькнуло среди ветвей.
В следующее мгновение Боря увидел, как на сучок возле скворечника села птица. Она была небольшая, величиною немного крупнее скворца, но с виду совсем на него не похожа.
Птица была толстенькая, коротенькая, с большой головой.
Она держала мышь.
Птицу нетрудно было узнать. Конечно, это ночной глазастый охотник — сыч.
Маленький крылатый хищник посидел на сучке, потом так же бесшумно подлетел к скворечнику и забрался внутрь.
Вскоре он вылетел обратно, уже без добычи, и тут же исчез в темноте.
Боря быстро вылез из своей засады. Больше дежурить не нужно, все выяснилось: этот птичий домик сыч приспособил для своей кладовки.
Лев Толстой «Котенок»
Быль
Были брат и сестра — Вася и Катя; и у них была кошка. Весной кошка пропала. Дети искали ее везде, но не могли найти.
Один раз они играли подле амбара и услыхали — над головой что-то мяучит тонкими голосами. Вася взлез по лестнице под крышу амбара. А Катя стояла внизу и всё спрашивала:
— Нашел? Нашел?
Но Вася не отвечал ей. Наконец Вася закричал ей:
— Нашел! Наша кошка...и у нее котята; такие чудесные; иди сюда скорее.
Катя побежала домой, достала молока и принесла кошке.
Котят было пять.
Когда они выросли немножко и стали вылезать из-под угла, где вывелись, дети выбрали одного котенка, серого с белыми лапками, и принесли в дом.
Мама раздала всех остальных котят, а этого оставила детям. Дети кормили его, играли с ним и клали с собой спать.
Один раз дети пошли играть на дорогу и взяли с собой котенка. Ветер шевелил солому по дороге, а котенок играл с соломой, и дети радовались на него. Потом они нашли подле дороги щавель, пошли собирать его и забыли про котенка.
Вдруг они услыхали, что кто-то громко кричит: «Назад, назад!» — и увидали, что скачет охотник, а впереди его две собаки — увидали котенка и хотят схватить его. А котенок глупый, вместо того чтобы бежать, присел к земле, сгорбил спину и смотрит на собак. Катя испугалась собак, закричала и побежала прочь от них. А Вася что было духу пустился к котенку и в одно
время с собаками подбежал к нему. Собаки хотели схватить котенка, но Вася упал животом на котенка и закрыл его от собак.
Охотник подскакал и отогнал собак, а Вася принес домой котенка и уже больше не брал его с собой в поле.
Константин Ушинский «Ученый медведь»
— Дети! Дети! — кричала няня. — Идите медведя смотреть.
Выбежали дети на крыльцо, а там уже много народу собралось. Нижегородский мужик, с большим колом в руках, держит на цепи медведя, а мальчик приготовился в барабан бить.
— А ну-ка, Миша, — говорит нижегородец, дергая медведя цепью, — встань, подымись, с боку на бок перевались, честным господам поклонись и молодкам покажись.
Заревел медведь, нехотя поднялся на задние лапы, с ноги на ногу переваливается, направо, налево раскланивается.
— А ну-ка, Мишенька, — продолжает нижегородец, — покажи, как малые ребятишки горох воруют: где сухо — на брюхе; а мокренько — на коленочках.
И пополз Мишка: на брюхо припадает, лапой загребает, будто горох дергает.
— А ну-ка, Мишенька, покажи, как бабы на работу идут.
Идет медведь, нейдет; назад оглядывается, лапой за ухом скребет.
Несколько раз медведь показывал досаду, ревел, не хотел вставать; но железное кольцо цепи, продетое в губу, и кол в руках хозяина заставляли бедного зверя повиноваться. Когда медведь переделал все свои штуки, нижегородец сказал:
— А ну-ка, Миша, теперича с ноги на ногу перевались, честным господам поклонись, да не ленись, да пониже поклонись! Потешь господ и за шапку берись: хлеб положат, так съешь, а деньги, так ко мне вернись.
И пошел медведь, с шапкой в передних лапах, обходить зрителей. Дети положили гривенник; но им было жаль бедного Миши: из губы,продетой кольцом,сочилась кровь.
Дмитрий Мамин-Сибиряк «Емеля-охотник»
I
Далеко-далеко, в северной части Уральских гор, в непроходимой лесной глуши спряталась деревушка Тычки. В ней всего одиннадцать дворов, собственно десять, потому что одиннадцатая избушка стоит совсем отдельно, но у самого леса. Кругом деревни зубчатой стеной поднимается вечнозеленый хвойный лес. Из-за верхушек елей и пихт можно разглядеть несколько гор, которые точно нарочно обошли Тычки со всех сторон громадными синевато-серыми валами. Ближе других стоит к Тычкам горбатая Ручьевая гора, с седой мохнатой вершиной, которая в пасмурную погоду совсем прячется в мутных, серых облаках. С Ручьевой горы сбегает много ключей и ручейков. Один такой ручеек весело катится к Тычкам и зиму и лето всех поит студеной, чистой, как слеза, водой.
Избы в Тычках выстроены без всякого плана, как кто хотел. Две избы стоят над самой речкой, одна — на крутом склоне горы, а остальные разбрелись по берегу, как овцы. В Тычках даже нет улицы, а между избами колесит избитая тропа. Да тычковским мужикам совсем и улицы, пожалуй, не нужно, потому что и ездить по ней не на чем: в Тычках нет ни у кого ни одной телеги. Летом эта деревушка бывает окружена непроходимыми болотами, топями и лесными трущобами, так что в нее едва можно пройти пешком только по узким лесным тропам, да и то не всегда. В ненастье сильно играют горные речки, и часто случается тычковским охотникам дня по три ждать, когда вода спадет с них.
Все тычковские мужики — записные охотники. Летом и зимой они почти не выходят из лесу, благо до него рукой подать. Всякое время года приносит с собой известную добычу: зимой бьют медведей, куниц, волков, лисиц; осенью — белку; весной — диких коз; летом — всякую птицу. Одним словом, круглый год стоит тяжелая и часто опасная работа.
В той избушке, которая стоит у самого леса, живет старый охотник Емеля с маленьким внучком Гришуткой. Избушка Емели совсем вросла в землю и глядит на свет божий всего одним окном; крыша на избушке давно прогнила, от трубы остались только обвалившиеся кирпичи. Ни забора, ни ворот, ни сарая — ничего не было у Емелиной избушки. Только под крыльцом из неотесанных бревен воет по ночам голодный Лыско — одна из самых лучших охотничьих собак в Тычках. Перед каждой охотой Емеля дня три морит несчастного Лыска, чтобы он лучше искал дичь и выслеживал всякого зверя.
— Дедко... а дедко!.. — с трудом спрашивал маленький Гришутка однажды вечером. — Теперь олени с телятами ходят?
— С телятами, Гришук, — ответил Емеля, доплетая новые лапти.
— Вот бы, дедко, теленочка добыть... А?
— Погоди, добудем... Жары наступили, олени с телятами в чаще прятаться будут от оводов, тут я тебе и теленочка добуду, Гришук!
Мальчик ничего не ответил, а только тяжело вздохнул. Гришутке всего было лет шесть, и он лежал теперь второй месяц на широкой деревянной лавке под теплой оленьей шкурой. Мальчик простудился еще весной, когда таял снег, и все не мог поправиться. Его смуглое личико побледнело и вытянулось, глаза сделались больше, нос обострился. Емеля видел, как внучонок таял не по дням, а по часам, но не знал, чем помочь горю. Поил какой-то травой, два раза носил в баню, — больному не делалось лучше. Мальчик почти ничего не ел. Пожует корочку черного хлеба, и только. Оставалась от весны соленая козлятина; но Гришук и смотреть на нее не мог.
«Ишь чего захотел: теленочка... — думал старый Емеля, доковыривая свой лапоть. — Ужо надо добыть...»
Емеле было лет семьдесят: седой, сгорбленный, худой, с длинными руками. Пальцы на руках у Емели едва разгибались, точно это были деревянные сучья. Но ходил он еще бодро и кое-что добывал охотой. Только вот глаза сильно начали изменять старику, особенно зимой, когда снег искрится и блестит кругом алмазной пылью. Из-за Емелиных глаз и труба развалилась, и крыша прогнила, и сам он сидит частенько в своей избушке, когда другие в лесу.
Пора старику и на покой, на теплую печку, да замениться некем, а тут вот еще Гришутка на руках очутился, о нем нужно позаботиться... Отец Гришутки умер три года назад от горячки, мать заели волки, когда она с маленьким Гришуткой зимним вечером возвращалась из деревни в свою избушку. Ребенок спасся каким-то чудом. Мать, пока волки грызли ей ноги, закрыла ребенка своим телом, и Гришутка остался жив.
Старому деду пришлось выращивать внучка, а тут еще болезнь приключилась. Беда не приходит одна...
II
Стояли последние дни июня месяца, самое жаркое время в Тычках. Дома оставались только старые да малые. Охотники давно разбрелись по лесу за оленями. В избушке Емели бедный Лыско уже третий день завывал от голода, как волк зимой.
— Видно, Емеля на охоту собрался, — говорили в деревне бабы.
Это была правда. Действительно, Емеля скоро вышел из своей избушки с кремневой винтовкой в руке, отвязал Лыска и направился к лесу. На нем были новые лапти, котомка с хлебом за плечами, рваный кафтан и теплая оленья шапка на голове. Старик давно уже не носил шляпы, а зиму и лето ходил в своей оленьей шапке, которая отлично защищала его лысую голову от зимнего холода и от летнего зноя.
— Ну, Гришук, поправляйся без меня... — говорил Емеля внуку на прощанье. — За тобой приглядит старуха Маланья, пока я за теленком схожу.
— А принесешь теленка-то, дедко?
— Принесу, сказал.
— Желтенького?
— Желтенького...
— Ну, я буду тебя ждать... Смотри не промахнись, когда стрелять будешь...
Емеля давно собирался за оленями, да все жалел бросить внука одного, а теперь ему было как будто лучше, и старик решился попытать счастья. Да и старая Маланья поглядит за мальчонком, — все же лучше, чем лежать одному в избушке.
В лесу Емеля был как дома. Да и как ему не знать этого леса, когда он целую жизнь бродил по нему с ружьем да с собакой. Все тропы, все приметы — все знал старик на сто верст кругом.
А теперь, в конце июня, в лесу было особенно хорошо: трава красиво пестрела распустившимися цветами, в воздухе стоял чудный аромат душистых трав, а с неба глядело ласковое летнее солнышко, обливавшие ярким светом и лес, и траву, и журчавшую в осоке речку, и далекие горы.
Да, чудно и хорошо было кругом, и Емеля не раз останавливался, чтобы перевести дух и оглянуться назад.
Тропинка, по которой он шел, змейкой взбиралась на гору, минуя большие камни и крутые уступы. Крупный лес был вырублен, а около дороги ютились молодые березки, кусты жимолости, и зеленым шатром раскидывалась рябина. Там и сям попадались густые перелески из молодого ельника, который зеленой щеткой вставал по сторонам дороги и весело топорщился лапистыми и мохнатыми ветвями. В одном месте, с половины горы, открывался широкий вид на далекие горы и на Тычки. Деревушка совсем спряталась на дне глубокой горной котловины, и крестьянские избы казались отсюда черными точками. Емеля, заслонив глаза от солнца, долго глядел на свою избушку и думал о внучке.
— Ну, Лыско, ищи... — говорил Емеля, когда они спустились с горы и повернули с тропы в сплошной дремучий ельник.
Лыску не нужно было повторять приказание. Он отлично знал свое дело и, уткнув свою острую морду в землю, исчез в густой зеленой чаще. Только на время мелькнула его спина с желтыми пятнами.
Охота началась.
Громадные ели поднимались высоко к небу своими острыми вершинами. Мохнатые ветви переплетались между собой, образуя над головой охотника непроницаемый темный свод, сквозь который только кое-где весело глянет солнечный луч и золотым пятном обожжет желтоватый мох или широкий лист папоротника. Трава в таком лесу не растет, и Емеля шел по мягкому желтоватому мху, как по ковру.
Несколько часов брел охотник по этому лесу. Лыско точно в воду канул. Только изредка хрустнет ветка под ногой или перелетит пестрый дятел. Емеля внимательно осматривал все кругом: нет ли где какого-нибудь следа, не сломал ли олень рогами ветки, не отпечаталось ли на мху раздвоенное копыто, не объедена ли трава на кочках. Начало темнеть. Старик почувствовал усталость. Нужно было думать о ночлеге.
«Вероятно, оленей распугали другие охотники», — думал Емеля.
Но вот послышался слабый визг Лыска, и впереди затрещали ветви. Емеля прислонился к стволу ели и ждал.
Это был олень. Настоящий десятирогий красавец олень, самое благородное из лесных животных. Вот он приложил свои ветвистые рога к самой спине и внимательно слушает, обнюхивая воздух, чтобы в следующую минуту молнией пропасть в зеленой чаще.
Старый Емеля завидел оленя, но он слишком далеко от него: не достать его пулей. Лыско лежит в чаще и не смеет дохнуть в ожидании выстрела; он слышит оленя, чувствует его запах... Вот грянул выстрел, и олень, как стрела, понесся вперед. Емеля промахнулся, а Лыско взвыл от забиравшего его голода. Бедная собака уже чувствовала запах жареной оленины, видела аппетитную кость, которую ей бросит хозяин, а вместо этого приходится ложиться спать с голодным брюхом. Очень скверная история...
— Ну, пусть его погуляет, — рассуждал вслух Емеля, когда вечером сидел у огонька под густой столетней елью. — Нам надо теленочка добывать, Лыско... Слышишь?
Собака только жалобно виляла хвостом, положив острую морду между передними лапами. На ее долю сегодня едва выпала одна сухая корочка, которую Емеля бросил ей.
Ill
Три дня бродил Емеля по лесу с Лыском и все напрасно: оленя с теленком не попадалось. Старик чувствовал, что выбивается из сил, но вернуться домой с пустыми руками не решался. Лыско тоже приуныл и совсем отощал, хотя и успел перехватить пару молодых зайчат.
Приходилось заночевать в лесу у огонька третью ночь. Но и во сне старый Емеля все видел желтенького теленка, о котором его просил Гришук; старик долго выслеживал свою добычу, прицеливался, но олень каждый раз убегал от него из-под носу. Лыско тоже, вероятно, бредил оленями, потому что несколько раз во сне взвизгивал и принимался глухо лаять.
Только на четвертый день, когда и охотник и собака совсем выбились из сил, они совершенно случайно напали на след оленя с теленком. Это было в густой еловой заросли на скате горы. Прежде всего Лыско отыскал место, где ночевал олень, а потом разнюхал и запутанный след в траве.
«Матка с теленком, — думал Емеля, разглядывая на траве следы больших и маленьких копыт. — Сегодня утром были здесь... Лыско, ищи, голубчик!..»
День был знойный. Солнце палило нещадно. Собака обнюхивала кусты и траву с высунутым языком; Емеля едва таскал ноги. Но вот знакомый треск и шорох... Лыско упал на траву и не шевелился. В ушах Емели стоят слова внучка: «Дедко, добудь теленка... и непременно, чтобы был желтенький». Вон и матка... Это был великолепный олень-самка. Он стоял на опушке леса и пугливо смотрел прямо на Емелю. Кучка жужжавших насекомых кружилась над оленем и заставляла его вздрагивать.
«Нет, ты меня не обманешь...» — думал Емеля, выползая из своей засады.
Олень давно почуял охотника, но смело следил за его движениями.
«Это матка меня от теленка отводит», — думал Емеля, подползая все ближе и ближе.
Когда старик хотел прицелиться в оленя, он осторожно перебежал несколько сажен далее и опять остановился. Емеля снова подполз со своей винтовкой. Опять медленное подкрадывание, и опять олень скрылся, как только Емеля хотел стрелять.
— Не уйдешь от теленка, — шептал Емеля, терпеливо выслеживая зверя в течение нескольких часов.
Эта борьба человека с животным продолжалась до самого вечера. Благородное животное десять раз рисковало жизнью, стараясь отвести охотника от спрятавшегося олененка; старый Емеля и сердился и удивлялся смелости своей жертвы. Ведь все равно она не уйдет от него... Сколько раз приходилось ему убивать таким образом жертвовавшую собою мать. Лыско, как тень, ползал за хозяином, и когда тот совсем потерял оленя из виду, осторожно ткнул его своим горячим носом. Старик оглянулся и присел. В десяти саженях от него, под кустом жимолости стоял тот самый желтенький теленок, за которым он бродил целых три дня. Это был прехорошенький олененок, всего нескольких недель, с желтым пушком и тоненькими ножками; красивая головка была откинута назад, и он вытягивал тонкую шею вперед, когда старался захватить веточку повыше. Охотник с замирающим сердцем взвел курок винтовки и прицелился в голову маленькому, беззащитному животному...
Еще одно мгновение, и маленький олененок покатился бы по траве с жалобным предсмертным криком; но именно в это мгновение старый охотник припомнил, с каким геройством защищала теленка его мать, припомнил, как мать его Гришутки спасла сына от волков своей жизнью. Точно что оборвалось в груди у старого Емели, и он опустил ружье. Олененок по-прежнему ходил около куста, общипывая листочки и прислушиваясь к малейшему шороху. Емеля быстро поднялся и свистнул, — маленькое животное скрылось в кустах с быстротой молнии.
— Ишь какой бегун... — говорил старик, задумчиво улыбаясь. — Только его и видел: как стрела... Ведь убежал, Лыско, наш олененок- то? Ну, ему, бегуну, еще надо подрасти... Ах ты, какой шустрый!..
Старик долго стоял на одном месте и все улыбался, припоминая бегуна.
На другой день Емеля подходил к своей избушке.
— А... дедко, принес теленка? — встретил его Гриша, ждавший все время старика с нетерпением.
— Нет, Гришук... видел его...
— Желтенький?
— Желтенький сам, а мордочка черная. Стоит под кустиком и листочки пощипывает... Я прицелился...
— И промахнулся?
— Нет, Гришук: пожалел малого зверя... матку пожалел... Как свистну, а он, теленок-то, как стреканет в чащу, — только его и видели. Убежал, пострел этакий...
Старик долго рассказывал мальчику, как он искал теленка по лесу три дня и как тот убежал от него. Мальчик слушал и весело смеялся вместе с старым дедом.
— А я тебе глухаря принес, Гришук, — прибавил Емеля, кончив рассказ. — Этого все равно волки бы съели.
Глухарь был ощипан, а потом попал в горшок. Больной мальчик с удовольствием поел глухариной похлебки и, засыпая, несколько раз спрашивал старика:
— Так он убежал, олененок-то?
— Убежал, Гришук...
— Желтенький?
— Весь желтенький, только мордочка черная да копытца.
Мальчик так и уснул и всю ночь видел маленького желтенького олененка, который весело гулял по лесу со своей матерью; а старик спал на печке и тоже улыбался во сне.
Иван Тургенев «Воробей»
Я возвращался с охоты и шел по аллее сада. Собака бежала впереди меня.
Вдруг она уменьшила свои шаги и начала красться, как бы зачуяв перед собою дичь.
Я глянул вдоль аллеи и увидал молодого воробья с желтизной около клюва и пухом на голове. Он упал из гнезда (ветер сильно качал березы аллеи) и сидел неподвижно, беспомощно растопырив едва прораставшие крылышки.
Моя собака медленно приближалась к нему, как вдруг, сорвавшись с близкого дерева, старый черногрудый воробей камнем упал перед самой ее мордой — и весь взъерошенный, искаженный, с отчаянным и жалким писком прыгнул раза два в направлении зубастой раскрытой пасти.
Он ринулся спасать, он заслонил собою свое детище... но все его маленькое тело трепетало от ужаса, голосок одичал и охрип, он замирал, он жертвовал собою!
Каким громадным чудовищем должна была ему казаться собака! И все-таки он не мог усидеть на своей высокой, безопасной ветке... Сила, сильнее его воли, сбросила его оттуда.
Мой Трезор остановился, попятился... Видно, и он признал эту силу.
Я поспешил отозвать смущенного пса — и удалился, благоговея.
Да; не смейтесь. Я благоговел перед той маленькой, героической птицей, перед любовным ее порывом.
Любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь.
Михаил Пришвин «Глоток молока»
Лада заболела. Чашка с молоком стояла возле ее носа, она отвертывалась. Позвали меня.
— Лада, — сказал я, — надо поесть.
Она подняла голову и забила прутом. Я погладил ее. От ласки жизнь заиграла в ее глазах.
— Кушай, Лада, — повторил я и подвинул блюдце поближе.
Она протянула нос к молоку и залакала.
Значит, через мою ласку ей силы прибавилось. Может быть, именно эти несколько глотков молока спасли ее жизнь.
Похожие статьи:
Рассказ Михаила Пришвина «Зверь бурундук»
Рассказ Михаила Пришвина «Белый ожерёлок»
Рассказ Михаила Пришвина «Разговор птиц и зверей»
Нет комментариев. Ваш будет первым!