Алексеев «Рассказы о героическом Севастополе»
Сергей Алексеев «Пять и десять»
Десять танков ползут по полю. А в обороне лишь пять матросов. Десять танков и пять матросов. Возьми бумагу, реши задачу: кто здесь сильнее, за кем победа?
1941 год. Октябрь. Фашисты прорвались в Крым, подошли к Севастополю. Начались бои на оборонительных севастопольских рубежах.
Одна из фашистских танковых колонн приближалась к селению Дуванкой.
Двигались танки. За ними пехота. Место открытое. Вдруг блиндаж. Огонь ударил врагам навстречу. Минута, вторая. И вот четыре танка горят, как порох.
Повернули назад фашисты:
— Там «чёрная туча»!
— Там «чёрные дьяволы»!
— «Чёрная смерть»!
«Чёрная туча», «чёрные дьяволы», «чёрная смерть» — так фашисты называли советских моряков. Боялись они матросов.
В блиндаже под Дуванкоем действительно были матросы. Не туча, правда. Лишь пять человек. Комсомольцы Юрий Паршин, Василий Цибулько, Иван Красносельский, Даниил Одинцов. Пятым — старшим — был политрук коммунист Николай Дмитриевич Фильченков.
Отходят фашисты:
— Там «чёрная туча»!
— Там «чёрные дьяволы»!
— «Чёрная смерть»!
Прошло несколько часов, прежде чем фашисты вновь начали здесь наступление. Снова танки ползут по полю. Гудят моторы. Скрипит железо.
— Ближе, подпускай ближе, — командует Фильченков. — Не торопись, ребята!
— Не торопись, Цибулько, — повторяет себе Цибулько.
— Не торопись, не торопись, не торопись, — повторяют Паршин, Одинцов, Красносельский.
— Давай! — командует Фильченков.
Полетели вперёд гранаты. Полетели бутылки с горючей жидкостью. Застрочили потом пулемёты. И снова гранаты. И снова бутылки с горючей смесью.
Застыло, казалось, время. Секунды идут годами.
Вновь отошли фашисты. Переждали. Перестроились. Снова пошли в атаку. В бою матросы. В крови тельняшки. Огонь, как лава, съедает травы.
— Давай, ребята!
— Держись, ребята!
Летят гранаты. Долго длился упорный бой. Но вот у моряков вышел запас патронов. Нет больше бутылок с горючей жидкостью. Вот-вот и конец гранатам.
Тогда поднялся политрук Фильченков. Увлёк матросов вперёд в атаку. Вперёд на танки пошли герои. Гранаты в руки. Навстречу силе. Навстречу смерти. Навстречу славе.
Когда к героям пробилась помощь, бой был закончен. Дымились танки. Их было десять.
Металл и люди. Возьми бумагу, реши задачу: кто здесь сильнее, за кем победа?
Сегодня в небо под Дуванкоем гранёным шпилем поднялся мрамор. То дань бесстрашным, то дань отважным. И сокол плавно парит над полем. Хранит он небо и сон героев.
Сергей Алексеев «Тройка»
Подошли к Севастополю фашисты. Блокировали город с суши. Путь к Севастополю — только морем. Но и морем пути опасны.
Морские пути к Севастополю враги заминировали.
Особенно грозными были магнитные мины. Чтобы взорвалась обычная мина, корабль должен был её задеть или на неё наткнуться. Магнитная мина взрывалась на расстоянии. Лежит на дне моря или залива такая мина, ждёт, когда над этим местом пройдёт корабль. Только оказался корабль над миной — сразу страшенный взрыв.
Такими минами и перегородили фашисты морские подступы к Севастополю.
Старший лейтенант Дмитрий Глухов вызвался проложить для наших судов проход через поле магнитных мин.
— Проложить?
— Так точно! — по-армейски чеканит Глухов.
Старший лейтенант Глухов был командиром быстроходного морского катера. Катер маленький, юркий, быстрый. Он как игрушка в руках У Глухова.
Пригласил как-то Глухов своих товарищей к берегу Севастопольской бухты. Сел в свой катер. Как метеор по воде пронёсся.
— Понятно? — спросил товарищей.
Ничего никому не понятно.
Снова отчалил от берега Глухов. Включил во всю мощь моторы. Вспенил катер морскую воду, понёсся по водной глади. Глянешь сейчас на Глухова — словно на тройке летит по морю.
Снова Глухов причалил к берегу.
— Понятно?
— Допустим, понятно, — отвечают ему офицеры. Догадались они, в чём дело.
Предложил Глухов на своём быстроходном катере промчаться по минному полю. Уверял он, что мины хотя и взорвутся, но не заденут катер. Проскочит катер. Сзади мины будут уже взрываться.
— Да я тут всё подсчитал, — заявляет Глухов. Доложил он командирам свои подсчёты. Цифры разные на листке. — Вот скорость катера, вот время, необходимое для взрыва мины. Вот расстояние, на которое за это время от места взрыва отойдёт катер, — перечисляет Глухов.
Смотрят командиры на цифры.
— Всё без ошибки, — уверяет Глухов.
Посмотрели командиры на Глухова. Дали ему разрешение.
И вот катер дельфином метнулся в море. Смотрят за ним командиры. Прошёл катер совсем немного. И сразу страшенный взрыв. Брызги вулканом рванулись к небу.
— Погибли?!
— Волной накрыты?!
Но вот осели, как листья, брызги.
— Живы! Целы! — вздохнули с облегчением на берегу.
Мчится катер стрелой вперёд. И снова взрыв. И снова к небу вода вулканом. За этим — третий, четвёртый... Одиннадцать взрывов качнули небо. Открылся проход через минное поле. Развернулся катер. Помчался к берегу. Весел Глухов. Ликует Глухов. Посмотрите сейчас на Глухова. Словно не катер, а лихая тройка летит по морю.
Сергей Алексеев «Без звания и названия»
Прошёл ноябрь. Наступил декабрь. 17 декабря 1941 года, получив пополнение, фашисты начали второе наступление на Севастополь.
На одном из участков Севастопольской обороны фашисты стали продвигаться вперёд. Для отражения вражеского удара сюда был брошен батальон, срочно составленный из черноморских моряков. Пришли матросы прямо с кораблей. В полной морской форме, с полной морской выкладкой — даже скатанные валиком корабельные матрасики принесли. Пошли в окопах слова диковинные: «бак», «полубак», «рында», «склянки», «швартовы», «гюйс». Замелькали кругом бескозырки. Зачернели кругом бушлаты.
Командовать батальоном был назначен майор- пехотинец Касьян Савельевич Шейнин.
Глянул Шейкин: хороши моряки, красивы.
И всё же беспокойство не покидает майора Шейнина. Матрос не пехотинец. Сумеют ли матросы точно бросать гранаты, точно вести стрельбу? А вдруг штыковая атака, а вдруг рукопашный бой? «Эх, хотя бы день иметь для тактических занятий!» — сокрушался майор Шейкин. Однако где же здесь до тактических занятий. Наступают фашисты. Батальон тут же был брошен в бой.
Зря волновался Шейнин. Не подвели матросы сухопутного офицера. Встретили метким огнём фашистов:
— Полундра!
— Полундра!
Забросали врагов гранатами:
— Ну-ка вперёд, голубушка!
— Ну-ка лети, любезная!
И снова своё:
— Полундра!
В штыки, как один, ударили.
Перевыполнили матросы даже свою задачу. Не только отбросили фашистов на исходные позиции, то есть туда, откуда враги начали своё наступление, но и сами прорвались вперёд, побывали в фашистских окопах, посеяли страх и панику.
— «Чёрные дьяволы»!
— «Чёрная смерть»! — кричали опять фашисты.
Прославился смелостью батальон. Слава о героях прошла по фронту.
Как отдельная боевая единица батальон просуществовал всего два дня. Выполнил батальон свою боевую задачу, остановил врага, разошлись после этого матросы по разным соседним полкам и ротам.
Создавался батальон срочно. Не успели поэтому ни присвоить ему номера, ни дать названия.
Сокрушался майор Шейнин:
— Как же так?! Как же без номера, без названия? Выходит, мол, части такой и вовсе в истории не было.
Зря сокрушался майор Шейкин.
Получил он название — морской бесстрашный героический батальон. Хоть и был он без номера, без звания и названия, а знает его история.
Сергей Алексеев «Есть и будет!»
Разговорились как-то, сидя в окопе, солдаты о том, что у фашистов снарядов много.
— И мин.
— И бомб.
— И взрывчатки разной.
Действительно, не испытывали фашисты под Севастополем недостатка в боеприпасах.
— Много снарядов, много, — соглашался с другими солдат Репков. — Много. А всё же — убавить можно.
Солдаты сразу с вопросом:
— Как?
— Можно, — подтверждает Репков. Однако, как же их поубавить, не говорит.
Не терпится солдатам, гадают вопросами:
— Взрывать поезда со снарядами?
— Можно и так, — отвечает Репков. — А можно и по-другому.
— Топить корабли с боеприпасами?
— Можно и корабли на подходах топить, — соглашается Репков. — А можно и по-другому.
— Отбивать у фашистов склады?
— Можно и отбивать. А можно и вовсе иначе, — отвечает опять Репков.
Надоела солдатам загадка Репкова. Отстали они с вопросами.
Ночью Репков исчез из окопа. «Куда бы?», «зачем бы?» — гадают солдаты. Было это на участке севернее Севастополя. Пробрался солдат в соседний пустой овраг, выбрал склон, обращённый к фашистам. Стал в темноте возиться, что-то таскать к оврагу.
Когда рассвело, посмотрели солдаты, видят: по склону оврага из камней выложено два слова. Читают солдаты эти слова. А слова такие: «Смерть Гитлеру!»
Увидели слова и фашисты. Увидели, открыли ураганный огонь по оврагу. Грохотали, грохотали пушки. Разбили снаряды надпись.
Сосчитали наши бойцы, сколько снарядов фашисты потратили. Оказалось — двести пятьдесят.
— О-го-го! — покосились они на Репкова.
Ночью Репков снова пошёл к оврагу. Восстановил солдат надпись. Рассвело. Надпись на старом месте.
Снова фашисты огонь открыли. Били, били, ревели пушки. Крошили снаряды надпись.
Сосчитали снова наши бойцы, сколько снарядов враги потратили. Оказалось — триста.
Спускается вечер. Снова к оврагу спешит Репков.
— Разоришь ты фашистов! — смеются солдаты. — По миру босыми пустишь. — А сами удаче рады.
Не только здесь, на северной стороне, но и в других местах вокруг Севастополя стали появляться из камней надписи. Расстреливали их фашисты из пушек, бомбили с воздуха. Однако надписи вновь восстанавливались.
Одна из них была особенно ненавистна фашистам. Была она выложена огромными трёхметровыми буквами в самом городе, на крутом склоне Исторического бульвара. Далеко виднелась и с земли и с воздуха эта надпись. Вот её слова: «Севастополь был, есть и будет советским!»
Верная очень надпись.
Сергей Алексеев «Выходное платье»
Было это ещё до начала войны с фашистами. Кате Извековой подарили родители новое платье. Платье нарядное, шёлковое, выходное.
Не успела Катя обновить подарок. Грянула война. Осталось платье висеть в шкафу. Думала Катя: завершится война, вот и наденет она своё выходное платье.
Фашистские самолёты не переставая бомбили с воздуха Севастополь.
Под землю, в скалы ушёл Севастополь.
Военные склады, штабы, школы, детские сады, госпитали, ремонтные мастерские, даже кинотеатр, даже парикмахерские — всё это врезалось в камни, в горы.
Под землёй организовали севастопольцы и Два военных завода.
Вот на одном из них и стала работать Катя Извекова. Завод выпускал миномёты, мины, гранаты. Затем начал осваивать производство авиационных бомб для севастопольских лётчиков.
Всё нашлось в Севастополе для такого производства: и взрывчатка, и металл для корпуса, даже нашлись взрыватели. Нет лишь одного. Порох, с помощью которого подрывались бомбы, должен был засыпаться в мешочки, сшитые из натурального шёлка.
Стали разыскивать шёлк для мешочков. Обратились на разные склады.
На один:
— Нет натурального шёлка.
На второй:
— Нет натурального шёлка.
Ходили на третий, четвёртый, пятый.
Нет нигде натурального шёлка.
И вдруг... Является Катя. Спрашивают у Кати:
— Ну что — нашла?
— Нашла, — отвечает Катя.
Верно, в руках у девушки свёрток.
Развернули Катин свёрток. Смотрят: в свёртке — платье. То самое. Выходное. Из натурального шёлка.
— Вот так Катя!
— Спасибо, Катя!
Разрезали на заводе Катино платье. Сшили мешочки. Засыпали порох. Вложили мешочки в бомбы. Отправили бомбы к лётчикам на аэродром.
Вслед за Катей и другие работницы принесли на завод свои выходные платья. Нет теперь перебоев в работе завода. За бомбой готова бомба.
Поднимаются лётчики в небо. Точно бомбы ложатся в цель.
Сергей Алексеев «Птицу в полёте схватят»
Разведчики. Здесь, под Севастополем, много их, лихих и отважных. Если надо, со дна морского иглу достанут, птицу в полёте руками схватят.
Разведчики — матросы Ноздрачёв, Поляков и Митрохин — получили задание пленить штабного фашистского офицера.
Советским командирам надо было срочно узнать о последних фашистских приказах.
Отправились в путь разведчики. Сидели в засадах, выходили к дорогам. Не попадается им офицер из штаба.
Подумал Ноздрачёв: «Где лучше всего искать штабного офицера?» И тут же себе ответил: «Конечно, в самом же фашистском штабе». Обратился к друзьям по разведке:
— А что, если к фашистам в штаб?
— Ну что же, — сказал Поляков.
— Рискнём, — поддержал Митрохин.
Дождались разведчики ночи. Подкрались к фашистскому штабу. Осторожно, без шума убрали охрану. Тихо, пустынно в штабе. Дежурный офицер, развалившись на стуле, дремлет. Вот она спит, удача!
Сейф железный стоит в углу. Вот они где, приказы!
— Гутен морген, с добрым утром! — толкнул Ноздрачёв фашистского офицера.
Открыл тот глаза. Не понял, в чём дело.
«Гутен морген», — хотел сказать. Вдруг видит — люди в советской военной форме.
— Руки вверх! — прокричал Ноздрачёв.
Заморгал офицер. Отскочила, словно чужая, челюсть.
— Руки вверх! — повторил Ноздрачёв.
Рванулся офицер к пистолету. Но в ту же секунду разведчики скрутили фашисту руки. Довольны матросы. В руках добыча.
Показал Ноздрачёв офицеру на сейф. Потребовал ключ у фашиста.
Заикается тот, отвечает: мол, нет ключа, у начальства ключ.
Проверили разведчики у офицера карманы. Верно, нет у него ключа.
Как же быть? Может, гранатой сейф подорвать? Может, попробовать стукнуть ломом?
— Не то, не то, — понимает Ноздрачёв. Смерть для разведчика, если — с шумом.
Жаль уходить, не открыв сейф. Ясно: именно там приказы.
Посмотрел Ноздрачёв на Митрохина, на Полякова. Подошёл к железу. Плечом попробовал. Поднажал. Сейф тяжёлый. Однако сдвинулся.
Поманил Ноздрачёв Полякова, Митрохина:
— А ну с огоньком, ребята!
Подхватили матросы сейф. Потащили, кряхтя под ношей.
— Вперёд! — скомандовал Ноздрачёв фашистскому офицеру.
Тащили, тащили металл солдаты, а затем решили: пусть-ка добычу фашист несёт. Взвалили тяжесть ему на плечи. Помогают, конечно, и сами. Сейф тяжёлый, фашист пыхтит.
— Выше голову, выше. Шаг шире, — командует Ноздрачёв.
Так и явились они к своим.
— «Язык» с «приданым», «язык» с «приданым»! — смеялись, встречая бойцов, солдаты.
Не зря тащили разведчики сейф, молодцы, что в пути не бросили. Когда вскрыли, оказалось — важнейшие в нём бумаги.
Смел, находчив матрос Ноздрачёв. Да не только Ноздрачёв.
Под Севастополем много лихих разведчиков: Волончук, Калинин, Филин, бесстрашная девушка Ольга Химич... Поручай им любое задание. Надо — птицу в полёте руками схватят. Надо — с неба ночную звезду достанут.
Сергей Алексеев «Новое оружие»
Двести дней уже держится Севастополь.
На одном из участков Севастопольской обороны наши позиции проходили по Телеграфной горе. Справа и слева — наши, внизу под горой — фашисты. Хорошее место для обороны: скалы кругом, вершина с крутыми склонами.
Одно неудобство: фашисты всё время обстреливают высоту. Откуда ведут огонь — не всегда известно. Не знают наши, куда ответить. Скрыли, замаскировали фашисты свои огневые точки. Ходят в тылы разведчики. Да и тут не всегда удача.
Среди защитников Телеграфной горы был старший лейтенант Алиев. Командовал Алиев стрелковой ротой.
— Узнаем, где огневые точки, — как-то сказал артиллеристам Алиев.
Смеются артиллеристы, не очень верят:
— Давай, давай, помогай, пехота!
Раскрыли пехотинцы огневые точки врага. Вот как случилось это.
Была ночь. Сидят под горой фашисты. Смотрят на гору, следят за склонами. Притихла кругом стрельба. И всё же даже ночью нет на войне покоя. То там огонь. То здесь огонь. Ползут зловеще ночные шорохи.
Смотрят фашисты на гору, на тёмное небо, на звёзды, и вдруг вспыхнуло что-то там на вершине. Метнулось пожаром. Огненным шаром обрушилось вниз. Несётся с вершины огонь, как лава. Грохот громом разит округу.
Всё ниже, всё ниже поток смертельный. Заметались фашисты. Бегут из окопов.
— Оружие новое!
— Новое!
— Новое!
Докатился огонь до основы горы, сюда, к самым фашистским траншеям. Раздался взрыв. Брызнул огонь в окопы горящей пеной.
Замерло всё у фашистов. Прошла минута, и вот открыли по Телеграфной горе фашисты стрельбу изо всех орудий.
А нашим только того и надо. Засекли советские наблюдатели вражеские батареи.
Что же придумал такое Алиев?
Всё просто. Несложно. Нужна лишь гора для этого.
Приказал он солдатам притащить на вершину горы железную бочку.
Притащили.
Приказал начинить её порохом.
Начинили.
Приказал обмотать бочку бикфордовым шнуром.
Обмотали.
Распорядился облить бензином.
Облили.
— Поджигай! — скомандовал Алиев.
Подожгли.
— Толкай с горы!
Помчалась вниз она огненным шаром.
Нескоро забыли фашисты взрыв. Никто не верил, что это бочка.
— Оружие новое!
— Новое!
— Новое! — долго шептались ещё фашисты.
Сергей Алексеев «Улица Пьянзина»
Июнь 1942 года. Фашисты начали новое, третье по счёту, самое мощное наступление на Севастополь.
Свой главный удар враги направили на северную часть города.
Днём и ночью здесь грохотали пушки. Не щадили фашисты своих солдат.
На одном из участков фашистского наступления, у станции Мекензиевы Горы, в обороне стояли артиллеристы-зенитчики под командованием старшего лейтенанта Ивана Семёновича Пьянзина. На них и на их соседей по обороне и обрушился грозный удар врага.
Не пробилась сюда пехота. Бросили фашисты в наступление танки и самолёты.
— Земля! — кричал Пьянзин.
Это значило: атакуют зенитчиков танки. Опускали пушечные стволы зенитчики. Начинали стрелять по танкам.
— Воздух! — кричал Пьянзин.
Поднимали в небо стволы зенитчики, отражали атаки фашистских самолётов.
— Земля!
— Воздух!
— Земля!
— Воздух!
— Земля!
— Воздух!
Несколько дней не утихали эти команды над полем боя.
Артиллеристы сражались до тех пор, пока хватило сил и снарядов.
Выходили из строя пушки.
Таяли люди на батарее.
Осталось восемь бойцов.
Осталось шесть.
Враги обошли батарею. Замкнули кольцо вокруг зенитчиков.
Живым на батарее остался один лишь Пьянзин. Он был ранен, но из автомата отстреливался от врагов.
Всё ближе, ближе к нему фашисты.
Где же та сила, чтобы ударить опять по фашистам?!
Есть эта сила.
Схватил Пьянзин микрофон от рации. Полетели в эфир слова:
— Прошу открыть огонь... Прошу открыть огонь... Мои координаты... Мои координаты...
Взревели советские пушки. Накрыли огнём фашистов.
Прошли годы. Будешь в городе Севастополе — памяти Пьянзина поклонись.
Сергей Алексеев «Богатырские фамилии»
Отличившихся воинов представляли к наградам. Штаб. Два офицера. Младший по званию. Старший по званию. Младший зачитывает наградные листы, называет фамилию отличившегося, докладывает старшему, за что и к какой представлен боец награде.
Чётко идёт работа:
— Найда.
— Кахаров.
— Кули-заде.
Приятно офицерам читать о героях:
— Беспалов.
— Каралов.
— Омаров.
— Дзесов.
Читая одну из бумаг, чуть задержался младший.
— Ну что там? — поторопил его старший.
— Вот молодец! Вот молодец! — восхищается младший.
— Кто же?
— Герой! Орёл!
— Кто же?!
— Богатырь, — откликается офицер.
— Фамилия как?
— Богатырь, — опять о своём офицер.
Поднял старший начальник глаза на младшего:
— Фамилия?
— Иван Богатырь, — улыбается офицер.
Посмотрел недоверчиво старший на младшего.
— Иван Богатырь, — повторяет младший и тянет бумагу старшему.
Действительно, под Севастополем сражался Иван Богатырь. Был он ефрейтором. Был пулемётчиком. Оставшись один в окопе, он принял неравный бой с фашистами. Герой был ранен в голову, контужен, затем ранен в правую руку, но продолжал сражаться. Пять часов до прихода помощи удерживал Иван Богатырь свою позицию. Когда подсчитали число фашистов, которых уничтожил в этом бою Иван Богатырь, их оказалось более ста. Прочитал старший офицер наградной лист о подвиге Ивана Богатыря.
— Герой! Орёл! — согласился офицер.
Потом полистал другие бумаги. Прочитал про другие подвиги. Глазами прошёл по фамилиям. Читает: Линник, Главацкий, Гахокидзе, Байда, Умеркин, Спирин...
— Молодцы, молодцы, — произносил офицер.
Пулемётчик Иван Иванович Богатырь, пехотинец ефрейтор Павел Дмитриевич Линник, политрук роты Георгий Константинович Главацкий, политрук другой роты Михаил Леванович Гахокидзе, старший сержант разведчица Мария Карповна Байда, артиллерист младший лейтенант Абдулхак Умеркин, пехотинец старший лейтенант Николай Иванович Спирин — все они были воистину богатырями. Все они, а вместе с ними и многие другие за свои подвиги, совершённые при защите Севастополя, стали Героями Советского Союза.
Вновь посмотрел офицер на фамилии:
— Нет здесь простых. Богатырские все фамилии.
Сергей Алексеев «Константиновский равелин»
Северная часть Севастополя. Выход из бухты. Начало моря. Здесь у моря поднялась крепость. Это Константиновский равелин.
Любой корабль, входя в Севастополь, не обойдёт, не минует Константиновский равелин. Не минуешь его и при выходе. Константиновский равелин как страж, как часовой у ворот Севастополя.
1942 год. Июнь. Всё сильнее фашистский удар на севере. Наступают фашисты. Вводят новые силы. Всё труднее, труднее нашим. Прорвались фашисты с севера. Овладели Северной стороной. Вышли к бухте, к морскому берегу. Лишь равелин дерётся.
Вместе со всеми в бою комиссар равелина Иван Кулинич. Азартен в бою Кулинич. Вот он стоит на виду у моря. Китель моряцкий в дыму, в ожогах. Лоб бинтами крест-накрест схвачен.
Сражается равелин. Волком вцепились в него фашисты. Снаряды, как молот, дробят округу.
Не сдаётся Константиновский равелин.
Бомбят равелин самолёты. Танки в стены чуть ли не лбами бьют.
Всё меньше и меньше в живых героев. И всё же стоят герои. Прикрывают отход своих. В эти дни корабли Черноморского флота вывозили из города раненых. Сдать равелин фашистам — значит отрезать нашим судам путь из бухты в открытое море. Удержались герои до нужного срока. Не подпустили фашистов к берегу. Ушли без потерь корабли из бухты.
Ушли корабли. Опустела бухта. Долг до конца исполнен. Прибыл теперь приказ, чтобы и сами герои покинули равелин. Простились матросы с крепостью. Все ушли. Лишь один остался — комиссар равелина Иван Кулинич. Взорвать равелин, уничтожить запас снарядов — с этой целью и задержался Кулинич. Отправил минёров:
— Я — сам! Я — сам!
Вот он стоит на виду у неба. Китель моряцкий в дыму, в ожогах. Лоб бинтами крест-накрест схвачен.
Вновь атакуют фашисты крепость. Не отвечает фашистам крепость. Осмелели фашисты:
— Форвертс! Вперёд!
Ворвались фашисты в крепость. Видят — стоит комиссар. Китель моряцкий в дыму, в ожогах...
— Комиссар?!
— Комиссар!
Устремились к нему фашисты. Рты исказились в победном крике. Несутся фашисты. Предпоследний, последний шаг.
— Получайте, — тихо сказал Кулинич. Повернул механизм подрывной машины.
И в ту же секунду поднял землю страшенный взрыв. Взлетели фашисты к небу.
Погиб комиссар Кулинич.
Мстили фашисты потом равелину, хотели сровнять с землёй. Шипели мины. Рвались запалы. Но он стоял. Вскипало море. Гудели скалы. Но он стоял.
То кровь героев скрепила стены. То подвиг смелых жил в этих стенах.
Он и нынче стоит у моря — страницей славы, страницей боли — Константиновский равелин.
Сергей Алексеев «Безупречный»
В сухопутную роту попал матрос. Был зачислен как пополнение.
Спрыгнул матрос в солдатский окоп:
— Как у вас тут, братишки, в трюме?
Это окоп окрестил он трюмом.
Переглянулись солдаты. Окоп как окоп. Хороший окоп — ничего не скажешь.
Занял матрос ячейку в окопе:
— Ну что ж — неплоха каюта.
Как повелось, к новичку вопросы: откуда прибыл, как звать, какова фамилия?
Объяснил матрос, что эсминец его погиб. Про имя сказал — Иван. Про фамилию — повёл пальцем у бескозырки. Там по околышку шла лента. На ленте было написано: «Безупречный».
Прочли солдаты:
— Фамилия?
— Так точно.
— Да ну?! — поразились солдаты.
Поняли многие: шутит матрос. Однако нашлись и такие, которые матросским словам поверили. Так и стал он — Иван Безупречный.
Были последние дни Севастопольской обороны. Фашисты захватили Северную сторону. С юга ворвались в Балаклаву. Потеснили наших на западе, у Федюхиных высот. Совсем немного свободной земли у защитников Севастополя.
Безупречный сражался на Северной стороне. Затем, когда фашисты здесь вышли к Северной бухте и захватили Константиновский равелин, матроса под Балаклавой видели.
— Безупречный?
— Так точно, он!
Потом под Инкерманом матроса встретили. В рукопашном бою с фашистами.
— Безупречный?
— Так точно, он!
Затем он был на Сапун-rope. До последнего патрона сражался матрос. А когда вышли патроны, видят солдаты: поднял черноморец с вершины Сапун-горы камень. Встал во весь рост матрос. Швырнул камень врагам навстречу.
— Сдавайся! Сдавайся! — кричали фашисты.
— Моряки не сдаются! — кричал матрос.
И снова камень летел в фашистов.
Потом потерялся матроса след. Выжил герой, погиб — не сохранилось о том в истории. Фамилия тоже осталась его неизвестной.
Однако если спросишь:
— Был Безупречный?
Ответят:
— Был.
Свято бился матрос за родную землю. Безупречным для всех остался.
Сергей Алексеев «Херсонес»
Всё меньше, меньше защитников Севастополя. Неравные очень силы.
30 июня 1942 года. Прибыл приказ оставить войскам Севастополь.
Мыс Херсонес. Немногие метры свободной Крымской земли. Идёт посадка на катера. Отсюда уходят в море последние защитники Севастополя.
Охраняет посадку сводный отряд моряков. Это прикрытие. Это заслон.
Самые стойкие здесь в заслоне. Это от них зависит судьба других — уйдут ли другие в море.
За ними, за теми, кто остался сейчас в заслоне, тоже должны прийти катера. Только потом. Должны, если, конечно, не опоздают. Должны, если, конечно, уцелеют сами, если их самих не потопят в пути фашисты. И это в заслоне знают.
Бьётся с врагами заслон. А сзади идёт посадка. И с каждой лишней минутой боя там, при посадке, сохраняются чьи-то жизни. Сохраняются чьи-то жизни.
Наступают фашисты. Стремятся прорвать заслон, выйти к морю, туда, где стоят катера.
Трудно матросам. Неравен бой.
Лишь винтовки в руках и гранаты. Но твёрдо стоят герои. Ведь сзади идёт посадка.
Но вот подходят к концу патроны. Подходят к концу гранаты.
Кончились вовсе патроны. Кончились вовсе гранаты.
Остались одни штыки. Штыки и приклады. Поднимаются в бой штыковой черноморцы. Мелькают то штык, то приклад, то штык. Бросок. Снова бросок. И опять бросок.
Новые силы ползут к Херсонесу.
А сзади идёт посадка...
Всё больше фашистов, всё меньше наших. «Ура!» — снова в атаку идут черноморцы. И снова штыки. И опять приклады. А там, где приклад разбит, руки хватают ножи для боя, хватают матросы камни.
Несколько дней не утихали бои у моря. Самолёты и танки бросали сюда фашисты. Орудийным огнём сокрушали берег. Держались герои. И всё же уж очень неравными были силы. Когда отошли от Херсонеса последние транспорты, пришла команда сдать оборону и разойтись солдатам. Остатки храбрых прорвались в горы. Там среди крымских партизан они начали новую жизнь героев.
...Уходят годы за борт истории. Цветёт, как прежде, земля Тавриды. Гуляет ветер у скал над морем. 250 дней штурмовали фашисты Севастополь. 250 дней и ночей сражались герои — советские люди. Не ради смерти стояли насмерть. Не ради смерти, а ради жизни.
Сергей Алексеев «Мы пришли, Севастополь!»
Прошло две зимы, два лета. И вот весна 1944 года. По всем фронтам идёт мощное советское наступление. Фашисты разбиты под Сталинградом. Разбиты в боях под Курском. Советские войска переправились через Днепр, погнали врага на запад. Началось стремительное наступление советских войск и здесь, на юге. Сокрушив оборону фашистов, советские части ворвались в Крым. 6 мая 1944 года начался штурм Севастополя.
— Даёшь Севастополь!
— Сева-сто-поль!
— Да-а-ёшь Сева-сто-поль!
Бойцы штурмовали Сапун-гору. Поднялась гора у города, прикрыла собой Севастополь. Возьмёшь Сапун-гору — и твой Севастополь.
— Да-ёшь Севастополь!
Кипит на горе сражение. Укрепили фашисты гору. Шесть линий траншей пролегли по скатам. Тысячи мин облепили склоны.
Куда ни глянешь — завалы, накаты, доты. Негде ступить ногой.
Штурмуют войска вершину. Дырявят снаряды гору. Трещат завалы, накаты, доты. Железо и камень взлетают к небу. Залп за залпом, как волны в море, несут на гору потоки стали. И ярость боя крушит округу. Как адский молот грохочут взрывы. И даже страшно: чуть взрыв сильнее ударит в гору — и та, уставши, возьмёт и треснет. Расколют гору огонь и ярость. Идёт сраженье. И всё сдаётся: ещё минута — и воин в штурме, в победной силе, упрётся в гору и гору сдвинет.
Вместе со всеми штурмовал Сапун-гору и солдат Иван Яцуненко. Хорошо, когда друзья и товарищи рядом. Легче в общей идти атаке.
Вот рядом Илья Поликахин с гранатой в руке атакует блиндаж фашистов. Вот лейтенант Михаил Головня возглавляет на дзот атаку. Вот из пулемёта метким огнём разит фашистов Кузьма Масколенко. А вот парторг роты старший сержант Евгений Смелович. Он совсем рядом бежит с Яцуненко. Знамя полка в руках у Смеловича.
Обернулся на миг Яцуненко. Глянул туда, за спину, вниз со ската Сапун-горы. Видит: наши танки идут лавиной. Глянул в небо. На Сапун- гору обрушились советские штурмовики. «Катюши» из долины на гору смертельный пунктир послали. А там, между горами, у Балаклавы, где мелькнула полоска моря, увидел Яцуненко советские военные корабли. И черноморцы в бою со всеми.
— Сева-сто-поль!
— Да-а-ёшь Сева-сто-поль!
Бежит Яцуненко, разит фашистов, увлёкся боем.
Вдруг... что такое? А где Евгений Смелович? Где знамя части?
Оказалось, упал Смелович. Был он ранен. Качнулось знамя. Но удержалось. Это подбежал Иван Яцуненко. Схватил он знамя.
— Давай, отважный! — кричат солдаты.
— Вперёд, к победе!
Рванулся воин туда, к вершине. Минует взрывы, обходит пули. Всё выше знамя. Всё ближе гребень. Прыжок олений — и ты у цели.
Поднял Иван Яцуненко знамя на вершину Сапун-горы. Заалело знамя на фоне неба.
А слева, справа другие стяги шагали к гребню.
И вот с вершины открылся город.
— Да-а-ёшь Сева-сто-поль!
— Да-а-ёшь Сева-сто-поль!
— Мы пришли, Севастополь!
За штурм Сапун-горы и освобождение Севастополя более ста человек были удостоены высокого звания Героя Советского Союза. В их числе был и солдат-знаменосец рядовой Иван Яцуненко.
Сергей Алексеев «Обухов»
Есть такое выражение: «По голове обухом». Обух — это часть топора. То его место, с помощью которого топор крепится к деревянному топорищу. Ударить обухом — значит ударить очень сильно.
Советскими войсками, которые освобождали Крым и штурмовали Севастополь, командовал генерал Фёдор Иванович Толбухин.
Во время Великой Отечественной войны фамилии высших командиров нашей армии часто зашифровывались, заменялись другими. Скажем, генерал Жуков становился Константиновым или Юрьевым, генерал Рокоссовский — Костиным или Румянцевым. Верховный Главнокомандующий товарищ Сталин — Ивановым или Семёновым, начальник Генерального штаба, генерал, а затем Маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский — Александровым или Владимировым. Время от времени псевдонимы менялись. Незадолго до начала боёв за освобождение Крыма товарищ Сталин предложил:
— Давайте генерала Толбухина назовём Обуховым.
Предложил, чуть искоса посмотрел на Толбухина, на других генералов, перешёл к рассмотрению и утверждению фронтовых планов.
Обступили после заседания генерала Толбухина боевые товарищи:
— Ну, Фёдор Иванович, теперь фамилия обязывает!
Стойко обороняли фашисты Крым и Севастополь. Гитлер отдал строжайший приказ войскам сражаться до последнего солдата. Вспоминал Гитлер героическую оборону нашими войсками Севастополя.
— Двести пятьдесят дней не сдавали русские Севастополь! — кричал фюрер. — Двести пятьдесят дней!
Начал Гитлер с того, что сменил командующего фашистскими войсками под Севастополем. Прибыл новый командующий. Дал клятву удержать Севастополь.
Установил Гитлер офицерам и солдатам, обороняющим Севастополь, двойные оклады. Приехали армейские кассиры. Мешки привезли с деньгами. Наиболее отличившимся в боях за Севастополь Гитлер обещал выделить земельные наделы в Крыму.
Забегали интенданты.
Стали готовить списки.
И ещё одно. Приказал Гитлер тех из фашистских солдат, которые отступят, дрогнут в бою или даже только об этом подумают, тут же при всех расстреливать. Устрашают фашисты своих солдат. Грянули выстрелы по своим.
Упорно сражались фашисты. Во многих местах до последней черты стояли. И всё же не удержали они Севастополь.
250 дней штурмовали и никак не могли захватить фашистские солдаты героический Севастополь во время своего наступления в 1941— 1942 годах. Всего лишь пять дней потребовалось советским солдатам, чтобы сломить сопротивление фашистов и освободить Севастополь во время нашего штурма в 1944 году.
Взят Севастополь.
Называют солдаты героев штурма.
Вспоминают сокрушительный наш удар.
Кто-то вспомнил и поговорку про обух, про голову.
Смеются солдаты:
— Точно примечено! Всё по науке.
— Значит, фашистов — накрепко!
— Выходит, фашистов — намертво!
— Обухом по голове!
Освобождён Севастополь. Доволен Толбухин.
Летит донесение в Ставку, в Москву, товарищу Сталину: «Освобождён Севастополь». А ниже: «Обухов».
Похожие статьи:
Нет комментариев. Ваш будет первым!