Смешные рассказы о школе
Интересные рассказы про школу и школьников для учащихся начальной школы
Ирина Антонова «Иванова, Петров, Сидорова»
Петров был двоечник и любил Сидорову. А Иванову — отличницу и соседку Сидоровой по парте, — терпеть не мог. Причём эти любовь и ненависть зародились в его сердце одновременно.
Раньше жизнь Петрова текла беззаботно. Он мирно сидел за партой, разглядывал в окно ворон, а при словах учителя «к доске пойдёт...» резво нырял под парту.
Однажды его умудрились всё же вызвать к доске. Петров, по обыкновению, начал было что-то мямлить. Но вдруг, обводя глазами класс в поисках подсказки, поймал на себе нежный взгляд Сидоровой и... онемел.
А Сидорова открыла учебник и стала шёпотом подсказывать. Иванова дёрнула соседку за рукав и укоризненно покачала головой.
Сидорова покраснела и замолчала.
Ну а Петров так и простоял у доски до конца урока — онемевший и растерянный. Зато на перемену выбежал разъярённым: простить уплывшую подсказку он мог, а вот потухший нежный взгляд — никогда!
И с той поры он гонялся по школе за Ивановой. А когда настигал, то со всего маха опускал портфель на учёную отличницыну голову.
— У, дурак! — раздавался в ответ плаксивый голос.
Как-то раз Петров загнал отличницу в угол. Поднятый портфель готов был обрушиться на неё...
— Влюбился — так и скажи! — выпалила вдруг Иванова. — А рукам волю не давай!
Петров от неожиданности застыл, соображая, как могла Иванова догадаться о его тайных чувствах к Сидоровой? Он же Сидорову тихо обожал. Не толкал, не дразнил, не отнимал тетради с домашним заданием. Вообще не разговаривал — боялся обидеть.
— В кого? — опомнился наконец Петров. — В кого влюбился?
— В меня! В кого же ещё?! Знаем, знаем! Кого любят — за тем и бегают! — И отличница гордо прошествовала мимо. Конечно, ей было приятно, что в неё влюблены. И неважно, что это всего-навсего заурядный двоечник.
Только теперь Петров заметил, что класс шушукается и переглядывается: наблюдает за ним и за Ивановой, за развитием их отношений.
Отличница бросала вокруг победные взгляды. А Сидорова тихо страдала.
Петров соображал туго — дня три, наверное. И вот...
— Си-до-ро-ва-а-а! — эхом разнеслось по коридору. — Эй!
Сидорова обернулась — к ней со всех ног летел Петров. Во вскинутой руке — портфель!
Улыбка осветила лицо Сидоровой. Она сорвалась с места и бросилась наутёк...
Но Петров догнал и со всей силой своей любви приложил портфель к спине возлюбленной.
— У, дурак! — выдохнула счастливая Сидорова.
Ирина Антонова «Реклама»
Обычно после уроков Витя Тарасов куда-нибудь спешит. Сегодня ему вдруг потребовались золотые рыбки, и он решил съездить в зоомагазин.
В переходе метро Витя неожиданно наткнулся на Сашу Скворцова. Тот стоял возле стены с толстой пачкой газет.
— Торгуешь? — догадался Тарасов. — Деньги на жизнь зарабатываешь?
Скворцов поморщился. Не хватало ему перед Витькой оправдываться!
— Бабушке помогаю, — нехотя ответил он. — Она сегодня неважно себя чувствует.
— Ну и как бизнес? — не отставал неугомонный Тарасов.
— Плохо. Только две штуки продал, — пожаловался Скворцов.
— Да кто же так торгует?! — быстро просматривая газету, возмутился Тарасов. — Стоишь, как истукан, у стенки! Сейчас я покажу, как надо! — Похоже, ему было уже не до рыбок.
Он взял у Саши полпачки газет, вышел на середину перехода и стал кричать:
— Покупайте газеты! Покупайте газеты! Сенсация сегодняшнего дня! Беспроигрышная лотерея!
Раскрыв рот, Скворцов наблюдал, как виртуозно мечется Тарасов от одного прохожего к другому, продолжая выкрикивать:
— Того, кто купит сто лотерейных билетов, ждёт бесплатная поездка в Париж!
Прохожие быстро раскупили у Тарасова газеты, и он вернулся к Скворцову с пачкой денег. Победно глядя на приятеля, Витя сказал:
— Видал, как надо?
Скворцов удивился:
— Где ты вычитал про бесплатную поездку в Париж?
— А нигде, это я для рекламы.
— Побьют! — обречённо сказал Скворцов.
— Не бойся! — успокоил Тарасов. — Статья про лотерею в газете есть? Есть! Дли-и-инная. Пока прочтут — на другом конце Москвы окажутся. А мы с тобой на другую станцию перейдем. Во всём, друг Скворцов, смекалка нужна. А теперь давай ты попробуй.
— Неудобно как-то людей обманывать, — засомневался Скворцов. — Ведь статья-то про мошенников, которые разными лотереями доверчивых людей облапошивают.
— А мы никого не обманываем! — возмутился Тарасов. — Мы же газету продаём! А в ней много чего полезного напечатано. И потом, газета в хозяйстве всегда пригодится! Ну, там селёдку завернуть...
Скворцов, сломленный железными доводами приятеля, несмело вышел на середину перехода и оглянулся.
— Давай-давай, — подбодрил Тарасов.
Скворцов робко начал:
— Бесплатная лотерея... Беспроигрышный Париж...
Вокруг него мигом собралась толпа желающих отправиться в Париж.
Утром Скворцов вышел из дома пораньше. Надо было успеть перед школой забежать к бабушке и отдать деньги от проданных вчера газет.
Проходя мимо Сбербанка, он заметил, что от самых дверей тянется длинная очередь. Скворцов равнодушно шёл вдоль неё и вдруг в толпе заметил Тарасова.
— Ты чего это? — спросил, подходя, Саша.
— Вот, решил сто лотерейных билетов купить, — серьёзно ответил приятель.
— Зачем? — удивился Скворцов.
— Хочу бесплатно в Париж поехать. Диснейленд посмотреть.
Глаза у Скворцова стали как блюдца.
— Разве это возможно?! Ведь про Париж ты сам вчера придумал!
— Придумал-то я, но люди зря стоять не будут! — И Тарасов указал на всё прибавляющуюся очередь.
— Это все за лотереей? — не поверил Скворцов.
— А ты думаешь! — заверил Тарасов.
— Слышь, Тарасов, — засуетился Скворцов, — я впереди тебя стою! Я ещё с вечера очередь занял!
Он вынул из кармана деньги и стал пересчитывать, бормоча под нос:
— Париж... Диснейленд... Непременно сто билетов куплю! Вдруг мне повезёт!
Ирина Антонова «Джинн and Тоник»
Сегодня Серёжа опять схлопотал в школе двойку. А это значило, что вечером его ждёт неприятный разговор с родителями. И теперь он понуро брёл домой по пустынной улице, сердито поддавая ногой мелкие камешки. Вдруг на его пути оказалась жестяная синяя банка с английской надписью «GIN & TONIC».
Серёжа, не раздумывая, что есть силы ударил по ней ногой.
Банка неожиданно оказалась полной. Она взмыла вверх, легко преодолевая сопротивление воздуха, описала красивую дугу и прямёхонько угодила в фонарный столб.
От удара металлическая затычка вылетела, и из банки повалил густой дым.
«Бомба!» — испугался Серёжа и отбежал на несколько шагов в сторону. Он присел на корточки, прикрыл голову руками, ожидая, что вот-вот рванёт. Сто раз предупреждали его мама с бабушкой ничего на улице не трогать! А он...
Между тем дым из банки валить перестал. Он застыл на месте и постепенно материализовался в Джинна. Что это джинн, Серёжа догадался сразу. Недаром его любимой книжкой был «Старик Хоттабыч».
Джинн покачался немного в воздухе, а потом сказал:
— Приказывай, мой повелитель!
Серёжа ничуть не растерялся. В джиннов он верил всегда. И знал, что ему когда-нибудь повезёт с одним из них повстречаться. Поэтому он по-хозяйски оглядел Джинна и спросил:
— А что ты можешь?
— Всё! — заверил Джинн.
— А роликовые коньки достать можешь? — выдал свою заветную мечту Серёжа.
— Могу!
— Ладно, не надо. Мне родители и так купят, — решил Серёжа, лихорадочно соображая, что бы такое попросить, что обычным путём получить невозможно. — А уроки за меня сделать можешь
— Раз плюнуть! — И Джинн плюнул на асфальт, демонстрируя несерьёзность просьбы.
— Здорово! — похвалил Серёжа. — Но этим мы после займёмся. А двойку по математике исправить слабо?
— Да, запросто! — лениво отмахнулся Джинн и зевнул.
Серёжа моментально выхватил из рюкзака дневник и раскрыл на странице со свеженькой двойкой.
— А ну-ка!
Прямо на глазах жирная двойка превратилась в ещё более жирную пятёрку.
— Порядок! — подскочил от радости Серёжа. Сунул дневник в рюкзак, подобрал банку с английской надписью «GIN & TONIC» и скомандовал:
— Полезай!
Джинн нехотя втянулся в жестянку, и Серёжа весело побежал домой.
Дверь ему открыла бабушка.
— Пришёл? Как дела в школе? — с порога спросила она.
Серёжа, распираемый гордостью, протянул ей дневник.
— Вот!
Бабушка вытерла о фартук и без того чистые руки и с благоговением открыла дневник.
— Что? Что это? Опять?! — схватилась она за сердце.
Серёжа глянул в дневник и, к своему ужасу, обнаружил в нём вместо пятёрки всё ту же двойку.
— Это... Это... — начал мямлить он. — Бабушка, я... я... честное слово, исправлю! Не говори только папе с мамой, пожалуйста. Хочешь, я сам уберу свою комнату. Всё-всё на места расставлю.
Бабушка сердито поджала губы и молча удалилась в кухню.
Серёжа ворвался в свою комнату, плотно прикрыл дверь и достал из рюкзака синюю металлическую банку.
— Эй, Джинн! — позвал он.
Джинн не замедлил появиться.
— Приказывай, мой повелитель, — сказал он.
— Ты что наделал?! — возмутился мальчик.
— Это не я! Это Тоник. Он всегда всё делает наоборот.
— Какой ещё Тоник? — не понял Серёжа.
Джинн кивнул на банку.
Серёжа повертел её, остановился глазами на надписи и вслух прочитал:
— Джин энд тоник...
— Ну, — кивнул Джинн. — Я ж говорю, нас двое.
— А где он? Где Тоник? — заволновался Серёжа.
— Где ж ему быть? В банке, конечно.
Серёжа встряхнул как следует жестянку. Из неё послышался недовольный голос:
— Чего надо?
— А ну вылезай! — потребовал Серёжа.
— Не вылезу! — отказался Тоник.
— Как это «не вылезу»? — опешил Серёжа и сильнее затряс банку. — Вылезай, тебе говорят!
— Ещё чего! — сообщил Тоник.
— Ах, так! — разозлился Серёжа и бросил банку на пол. Он стал топтать её ногами, приговаривая: — Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе!
А Тоник вторил ему:
— Не вылезу! Не вылезу! Не вылезу!
Джинн наблюдал молча, болезненно морщился, хватался руками за скулы, словно у него ныли зубы, и недовольно качал головой.
Стены комнаты дрожали, с полок на пол сыпались книги, опрокидывались стулья. Грохот стоял как во время грозы. Но Серёжа в азарте ничего не замечал. Пока не сорвалась со шкафа и не разбилась нарядная фарфоровая вазочка. Бабушкина. Старинная.
Серёжа наконец остановился. Огляделся и пришёл в бешенство. Он схватил злополучную банку и вышвырнул подальше в окно.
— Ну и убирайся! — крикнул на прощание Тонику.
Следом за банкой в окно медленно просочился Джинн.
— А ты куда? — растерялся Серёжа.
— Я — раб этой банки, — пожал плечами Джинн и скрылся за ближайшими деревьями.
На шум прибежала бабушка. Она изумлённо посмотрела на разбросанные вещи и накинулась на внука:
— Ничего себе уборочка! Что это ты вытворяешь?
— Это не я! — оправдывался Серёжа. — Это Тоник!
Бабушка разгневалась:
— Я тебе покажу — тоник! Вот придут родители, я им всё расскажу! А про двойку — в первую очередь!
Серёжа вздохнул и посмотрел под ноги. На полу валялась любимая книжка «Старик Хоттабыч». С раскрытой страницы лукаво подмигивал джинн.
Сергей Георгиев «Коржиков»
Падал первый, ещё не зимний снег. Он скоро растает, но мальчишки во дворе уже лепили снежную бабу.
Я забрал из школы дочь, мы шли с ней, взявшись
— Пап, — спросила вдруг Танюха как бы между прочим. — Ты смог бы слепить снежок и добросить
Мы живём на шестом этаже. Я задумался. Наверное, добросил бы, но кто его знает. Хвастать и уж тем более врать не хотелось.
Я пожал плечами.
— А вот Коржиков запросто добросит! — с какой- то непонятной гордостью сообщила мне дочь.
— Кто такой?
Мальчишки, которые лепили снеговика, толкали перед собой последний ком, за комом оставался чёрный петляющий след с пожухлыми торчащими травинками.
— Коржиков — это очень знаменитый человек, — объяснила Таня. — Новенький. В нашем 2-м «Б»...
Во 2-м «Б» классе все люди были знаменитыми и просто замечательными, и потому я решил уточнить, чем же знаменит именно этот доселе неведомый мне Коржиков.
Выяснилось вот что. Когда ни один человек в школе не смог ответить, как кричит кенгуру, и учительница Людмила Александровна тоже этого не знала, и даже директор, который вообще всё на свете обо всём знает, тот тоже не смог объяснить, как кричит кенгуру, ведь только отважный Коржиков не растерялся, и теперь вся школа умеет кричать, будто стадо перепуганных кенгуру-
Но это ещё далеко не главное.
Выяснилось, что вовсе даже не стоит бояться, если из лесу вдруг выбегут динозавры и все соберутся на школьном дворе. Потому что навстречу им храбро выйдет кто?..
— Коржиков... — робко предположил я. — Он разгонит всех динозавров хворостиной и восстановит порядок?
— Вовсе нет! — рассмеялась моя дочь.
— То есть выйдет Коржиков, конечно, правильно! Только он никаких динозавров палкой гонять не станет, он их приручит!
Выяснилось, что первый правильный шаг в этом направлении Коржиков уже сделал. Он подобрал в подъезде бездомного котёнка, принёс его к себе и теперь воспитывает. Чтобы котёнку было совсем хорошо, Коржиков дома никогда не кричит, как кенгуру, даже наоборот, иногда негромко мяукает, и котёнок думает, будто Коржиков — его мама. А коржиковские родители, получается, для котёнка бабушка и дедушка. И очень жаль, что у Коржикова совсем нет братьев или сестёр, а то бы котёнку повезло совсем сказочно. У него появились бы родные тётя и дядя.
— Молодец, Коржиков, — согласился я.
— Знаешь, папа, на кого он похож, этот Коржиков? — спросила дочь и сама же немедленно ответила: — На тебя, когда ты был маленьким! Я тебя маленького таким как раз и представляю!
Снежная баба у нас во дворе была готова, мальчишки затащили последний рыхлый ком наверх, на два других. Вот и голова на месте.
— Понятно, — сказал я. — Очень даже может быть.
Вечером, когда Танюшка уже уснула, я вышел прогулять нашего пса.
Снег ещё лежал, не успел за день растаять.
Я слепил плотный снежок, оглянулся по сторонам — не видит ли кто — и со всей силой залепил снежком в окно нашей кухни на шестом этаже. И негромко крикнул бегемотом, когда попал.
Завтра к нам должен прийти Коржиков. Его Танюха пригласила в гости. Не опростоволоситься бы.
Сергей Георгиев «Бегемот чихнул»
В Москве выпал первый снег. Было очень красиво, только в зоопарке тут же слегка простудился бегемот по имени Нестор.
Нестор широко разинул свою розовую пасть и громко чихнул:
— Ап-чхи!
Тряхнуло так, что прибежал директор зоопарка и напрямик спросил:
— Вы на что намекаете, дорогой бегемот? Наш зоопарк — один из лучших в мире!
Нестор простуженно засопел в ответ и чихнул ещё раз:
— Ап-чхи!
— Не ожидал от вас! — развёл руками директор. — Москва — удивительный город! Да, случается изредка давка в метро — и только...
— Ап-чхи! — чихнул в ответ бегемот Нестор.
Директор зоопарка сообразил, что дело серьёзное, общими словами не отбояриться. Он немедленно отправился в ближайшую среднюю школу, под номером 1587.
Завуч образцовой средней школы, выслушав директора зоопарка, схватилась за голову.
— Уже и бегемоты начали понимать, что у нас не всё в порядке! — ахнула мудрая женщина.
Естественно, быстренько обнаружили ученика 5 «Д» класса Плюшкина, который к двенадцати годам жизни не решил ни единого уравнения с двумя неизвестными!
— А чего я-то? — уныло переспросил пятиклассник Плюшкин, но отпираться не стал.
— За здоровье бегемота Нестора! — решили всем педагогическим коллективом.
И взялись за Плюшкина.
Всего за каких-то пятнадцать — семнадцать дней нерадивый ученик самостоятельно решил-таки своё первое уравнение!
Как раз к этому времени позвонили из зоопарка: бегемот Нестор полностью поправился. Съел всего сорок семь килограммов аспирина — и выздоровел!
— Оставьте этого балбеса в покое, — разрешил директор зоопарка. — Вместе с его интегралами и неравенствами!
А пятиклассник Плюшкин неожиданно для себя полюбил математику и постепенно втянулся в учёбу.
К Новому году он правильно решил ещё три уравнения с двумя неизвестными каждое: «икс» и «зет».
К слову сказать, алгебраическое уравнение — это вам не бегемот чихнул!
Виктор Голявкин «Яандреев»
Всё из-за фамилии происходит. Я по алфавиту первый в журнале; чуть что, сразу меня вызывают. Поэтому и учусь хуже всех. Вот у Вовки Яку- лова все пятёрки. С его фамилией это нетрудно — он по списку в самом конце. Жди, пока его вызовут. А с моей фамилией пропадёшь. Стал я думать, что мне предпринять. За обедом думаю, перед сном думаю — никак ничего не могу придумать. Я даже в шкаф залез думать, чтобы мне не мешали. Вот в шкафу-то я это и придумал. Прихожу в класс, заявляю ребятам:
— Я теперь не Андреев. Я теперь Яандреев.
— Мы давно знаем, что ты Андреев.
— Да нет, — говорю, — не Андреев, а Яандреев, на «Я» начинается — Яандреев.
— Ничего не понятно. Какой же ты Яандреев, когда ты просто Андреев? Таких фамилий вообще не бывает.
— У кого, — говорю, — не бывает, а у кого и бывает. Это позвольте мне знать.
— Удивительно, — говорит Вовка, — почему ты вдруг Яандреевым стал!
— Ещё увидите, — говорю.
Подхожу к Александре Петровне:
— У меня, знаете, дело такое: я теперь Яандреевым стал. Нельзя ли в журнале изменить, чтобы я на «Я» начинался?
— Что за фокусы? — говорит Александра Петровна.
— Это совсем не фокусы. Просто мне это очень важно. Я тогда сразу отличником буду.
— Ах, вот оно что! Тогда можно. Иди, Яандреев, урок отвечать.
Виктор Голявкин «Болтуны»
Сеня и его сосед по парте не заметили, как вошёл учитель. Сеня нарисовал на ладони себя и показал соседу.
— Это я, — сказал он. — Похоже?
— Нисколько, — ответил Юра, — у тебя не такие уши.
— А какие же у меня уши?
— Как у осла.
— А у тебя нос — как у бегемота.
— А у тебя голова — как еловая шишка.
— А у тебя голова — как ведро.
— Ay тебя во рту зуба нет...
— А ты рыжий.
— А ты селёдка.
— А ты вуалехвост.
— А что это такое?
— Вуалехвост — и всё.
— А ты первердер...
— Это ещё что значит?
— Значит, что ты первердер.
— А ты дырбыртыр.
— А ты выртырвыр.
— А ты ррррррр...
— А ты ззззззз...
— А ты... ы! — сказал Юра и увидел рядом учителя.
— Хотел бы я знать, — спросил учитель, — кто же всё-таки вы такие?
Виктор Голявкин «Тетрадки под дождём»
На перемене Марик мне говорит:
— Давай убежим с урока. Смотри, как на улице хорошо!
— А вдруг тётя Даша задержит с портфелями?
— Нужно портфели в окно побросать.
Глянули мы в окно: возле самой стены сухо, а чуть подальше — огромная лужа. Не кидать же портфели в лужу! Мы сняли ремни с брюк, связали их вместе и осторожно спустили на них портфели. В это время звонок зазвенел. Учитель вошёл. Пришлось сесть на место. Урок начался. Дождь за окном полил. Марик записку мне пишет:
Пропали наши тетрадки
Я ему отвечаю:
Пропали наши тетрадки
Он мне пишет:
Что делать будем?
Я ему отвечаю:
Что делать будем?
Вдруг вызывают меня к доске.
— Не могу, — говорю, — я к доске идти.
«Как же, — думаю, — без ремня идти?»
— Иди, иди, я тебе помогу, — говорит учитель.
— Не надо мне помогать.
— Ты не заболел ли случайно?
— Заболел, — говорю.
— Ас домашним заданием как?
— Хорошо с домашним заданием.
Учитель подходит ко мне.
—- А ну, покажи тетрадку.
Я молчу.
— Что с тобой происходит?
Я молчу.
— Придётся тебе поставить двойку.
Он открывает журнал и ставит мне двойку, а я думаю о своей тетрадке, которая мокнет сейчас под дождём.
Поставил учитель мне двойку и спокойно так говорит:
— Какой-то сегодня ты странный...
Виктор Голявкин «Всему своё место»
Я бросил решать задачку и побежал в сад к ребятам. Бегу — навстречу идёт наш учитель.
— Как дела? — говорит. — Догоняешь ветер?
— Да нет, я так, в садик.
Иду рядом с ним и думаю: «Вот сейчас спросит меня про задачу: какой ответ получился. А я что скажу? Ведь я ещё не успел решить».
А он:
— Хороша погода...
— Ну да, — отвечаю, — конечно... — А сам боюсь: про задачу вдруг спросит.
А он:
— Нос-то у тебя красный! — И смеётся.
— У меня всегда нос красный, такой уж у меня нос.
— Что ж ты, — говорит, — так и собираешься с таким носом жить?
Испугался я:
— А что мне с ним делать?
— Продать его и купить новый.
— Это вы шутите.
Он опять смеётся.
Я жду, когда же он про задачу спросит.
Так и не спросил про задачу.
Забыл, наверное.
На другой день вызывает меня:
— А ну, покажи задачу.
Не забыл, оказывается.
Виктор Голявкин «В шкафу»
Перед уроком я в шкаф залез. Я хотел мяукнуть из шкафа. Подумают, кошка, а это я.
Сидел в шкафу, ждал начала урока и не заметил сам, как уснул.
Просыпаюсь — в классе тихо. Смотрю в щёлочку — никого нет. Толкнул дверь, а она закрыта. Значит, я весь урок проспал. Все домой ушли, и меня в шкафу заперли.
Душно в шкафу и темно, как ночью. Мне стало страшно, я стал кричать:
— Э-э-э! Я в шкафу! Помогите!
Прислушался — тишина кругом.
Я опять:
— О! Товарищи! Я в шкафу сижу!
Слышу чьи-то шаги. Идёт кто-то.
— Кто здесь горланит?
Я сразу узнал тётю Нюшу, уборщицу.
Я обрадовался, кричу:
— Тётя Нюша, я здесь!
— Где ты, родименький?
— В шкафу я! В шкафу!
— Как же ты, милый, туда забрался?
— Я в шкафу, бабуся!
— Так уж слышу, что ты в шкафу. Так чего ты хочешь?
— Меня заперли в шкаф. Ой, бабуся!
Ушла тётя Нюша. Опять тишина. Наверное, за ключом ушла.
Опять шаги. Слышу голос Пал Палыча. Пал Палыч — наш завуч...
Пал Палыч постучал в шкаф пальцем.
— Там нет никого, — сказал Пал Палыч.
— Как же нет. Есть, — сказала тётя Нюша.
— Ну где же он? — сказал Пал Палыч и постучал ещё раз по шкафу.
Я испугался, что все уйдут, а я останусь в шкафу, и изо всех сил крикнул:
— Я здесь!
— Кто ты? — спросил Пал Палыч.
— Я... Цыпкин...
— Зачем ты туда забрался, Цыпкин?
— Меня заперли... Я не забрался...
— Гм... Его заперли! А он не забрался! Видали? Какие волшебники в нашей школе! Они не забираются в шкаф, в то время как их запирают в шкафу. Чудес не бывает, слышишь, Цыпкин?
— Слышу...
— Ты давно там сидишь? — спросил Пал Палыч.
— Не знаю...
— Найдите ключ, — сказал Пал Палыч. — Быстро. Тётя Нюша пошла за ключом, а Пал Палыч остался. Он сел рядом на стул и стал ждать. Я видел сквозь щёлку его лицо. Он был очень сердитый. Он закурил и сказал:
— Ну! Вот до чего доводит шалость. Ты мне честно скажи: почему ты в шкафу?
Мне очень хотелось исчезнуть из шкафа. Откроют шкаф, а меня там нет. Как будто бы я там и не был. Меня спросят: «Ты был в шкафу?» Я скажу: «Не был». Мне скажут: «А кто там был?» Я скажу: «Не знаю».
Но ведь так только в сказках бывает! Наверняка завтра маму вызовут... Ваш сын, скажут, в шкаф залез, все уроки там спал, и всё такое... как будто мне тут удобно спать! Ноги ломит, спина болит. Одно мученье! Что было мне отвечать?
Я молчал.
— Ты живой там? — спросил Пал Палыч.
— Живой...
— Ну сиди, скоро откроют...
— Я сижу...
— Так... — сказал Пал Палыч. — Так ты ответишь мне, почему ты залез в этот шкаф?
Я молчал.
Вдруг я услышал голос директора. Он шёл по коридору:
— Кто? Цыпкин? В шкафу? Почему?
Мне опять захотелось исчезнуть.
Директор спросил:
— Цыпкин, ты?
Я тяжело вздохнул. Я просто уже не мог отвечать.
Тётя Нюша сказала:
— Ключ унёс староста класса.
— Взломайте дверь, — сказал директор.
Я почувствовал, как ломают дверь, — шкаф затрясся, я стукнулся больно лбом. Я боялся, что шкаф упадёт, и заплакал. Руками упёрся в стенки шкафа, и, когда дверь поддалась и открылась, я продолжал точно так же стоять.
— Ну, выходи, — сказал директор. — И объясни нам, что это значит.
Я не двинулся с места. Мне было страшно.
— Почему он стоит? — спросил директор.
Меня вытащили из шкафа.
Я всё время молчал.
Я не знал, что сказать.
Я хотел ведь только мяукнуть. Но как я сказал бы об этом...
Виктор Драгунский «Слава Ивана Козловского»
У меня в табеле одни пятёрки. Только по чистописанию четвёрка. Из-за клякс. Я прямо не знаю, что делать! У меня всегда с пера соскакивают кляксы. Я уж макаю в чернила только самый кончик пера, а кляксы всё равно соскакивают. Просто чудеса какие-то! Один раз я целую страницу написал чисто-чисто, любо-дорого смотреть — настоящая пятёрочная страница. Утром показал её Раисе Ивановне, а там на самой середине клякса! Откуда она взялась?! Вчера её не было! Может быть, она с какой-нибудь другой страницы просочилась? Не знаю...
А так у меня одни пятёрки. Только по пению тройка. Это вот как получилось. Был у нас урок пения. Сначала мы пели все хором «Во поле берёзонька стояла». Выходило очень красиво, но Борис Сергеевич всё время морщился и кричал:
— Тяните гласные, друзья, тяните гласные!..
Тогда мы стали тянуть гласные, но Борис Сергеевич хлопнул в ладоши и сказал:
— Настоящий кошачий концерт! Давайте-ка займёмся с каждым инди-виду-ально.
Это значит, с каждым отдельно.
И Борис Сергеевич вызвал Мишку.
Мишка подошёл к роялю и что-то такое прошептал Борису Сергеевичу.
Тогда Борис Сергеевич начал играть, а Мишка тихонечко запел:
Как на тоненький ледок
Выпал беленький снежок...
Ну и смешно же пищал Мишка! Так пищит наш котёнок Мурзик. Разве ж так поют! Почти ничего не слышно. Я просто не мог выдержать и рассмеялся.
Тогда Борис Сергеевич поставил Мишке пятёрку и поглядел на меня. Он сказал:
— Ну-ка, хохотун, выходи!
Я быстро побежал к роялю.
— Ну-с, что вы будете исполнять? — вежливо спросил Борис Сергеевич.
Я сказал:
— Песня гражданской войны «Веди ж, Будённый, нас смелее в бой».
Борис Сергеевич тряхнул головой и заиграл, но я его сразу остановил.
— Играйте, пожалуйста, погромче! — сказал я.
Борис Сергеевич сказал:
— Тебя не будет слышно.
Но я сказал:
— Будет. Ещё как!
Борис Сергеевич заиграл, а я набрал побольше воздуха да как запою:
Высоко в небе ясном
Вьётся алый стяг...
Мне очень нравится эта песня.
Так и вижу синее-синее небо, жарко, кони стучат копытами, у них красивые лиловые глаза, а в небе вьётся алый стяг.
Тут я даже зажмурился от восторга и закричал что было сил:
Мы мчимся на конях туда,
Где виден враг!
И в битве упоительной...
Я хорошо пел, — наверно, даже было слышно на другой улице:
Лавиною стремительной!
Мы мчимся вперёд!.. Ура!..
Красные всегда побеждают!
Отступайте, враги! Даёшь!!!
Я нажал себе кулаками на живот, вышло ещё громче, и я чуть не лопнул:
Мы врезалися в Крым!
Тут я остановился, потому что я был весь потный и у меня дрожали колени.
А Борис Сергеевич хоть и играл, но весь как-то склонился к роялю, и у него тоже тряслись плечи...
Я сказал:
— Ну как?
— Чудовищно! — похвалил Борис Сергеевич.
— Хорошая песня, правда? — спросил я.
— Хорошая, — сказал Борис Сергеевич и закрыл платком глаза.
— Только жаль, вы очень тихо играли, Борис Сергеевич, — сказал я, — можно бы ещё погромче.
— Ладно, я учту, — сказал Борис Сергеевич. — А ты не заметил, что я играл одно, а ты пел немножко по-другому?
— Нет, — сказал я, — я этого не заметил! Да это и неважно. Просто надо было погромче играть.
— Ну что ж, — сказал Борис Сергеевич, — раз ты ничего не заметил, поставим тебе пока тройку. За прилежание.
Как тройку! Я даже опешил. Как же это может быть? Тройка — это очень мало! Мишка тихо пел и то получил пятёрку...
Я сказал:
— Борис Сергеевич, когда я немножко отдохну, я ещё громче смогу, вы не думайте. Это я сегодня плохо завтракал. А то я так могу спеть, что тут у всех уши позаложит. Я знаю ещё одну песню. Когда я её дома пою, все соседи прибегают, спрашивают, что случилось.
— Это какая же? — спросил Борис Сергеевич.
— Жалостливая, — сказал я и завёл:
Я вас любил...
Любовь ещё, быть может...
Но Борис Сергеевич поспешно сказал:
— Ну, хорошо, хорошо, всё это мы обсудим в следующий раз.
И тут раздался звонок.
Мама встретила меня в раздевалке. Когда мы собирались уходить, к нам подошёл Борис Сергеевич.
- Ну, — сказал он, улыбаясь, — возможно, ваш мальчик будет Лобачевским, может быть, Менделеевым. Он может стать Суриковым или Кольцовым, я не удивлюсь, если он станет известен стране, как известен товарищ Николай Мамай или боксёр Геннадий Шатков, но в одном могу заверить вас абсолютно твёрдо: славы Ивана Козловского он не добьётся. Никогда!
Мама ужасно покраснела и сказала:
-Ну, это мы ещё увидим!
А когда мы шли домой, я всё думал:
«Неужели Козловский поёт громче меня?»
Виктор Драгунский «Сражение у чистой речки»
У всех мальчишек первого класса «В» были пистолеты.
Мы так сговорились, чтобы всегда ходить с оружием. И у каждого из нас в кармане всегда лежал хорошенький пистолетик и к нему запас пистонных лент. И нам это очень нравилось. Но так было недолго. А всё из-за кино...
Однажды Раиса Ивановна сказала:
— Завтра, ребята, воскресенье. И у нас с вами будет праздник. Завтра наш класс, и первый «А», и первый «Б», все три класса вместе, пойдут в кинотеатр «Художественный» смотреть «Алые звёзды». Это очень интересная картина. Приносите завтра с собой по десять копеек. Сбор возле школы, в десять часов!
Я вечером всё это рассказал маме, и мама положила мне в левый карман десять копеек на билет и в правый несколько монеток на воду с сиропом. И она отгладила мне чистый воротничок. Я рано лёг спать, чтобы поскорее наступило завтра, а когда проснулся, мама ещё спала. Тогда я стал одеваться.
Мама открыла глаза и сказала:
— Спи, ещё ночь!
А какая там ночь — светло как днём!
Я сказал:
— Как бы не опоздать!
Но мама прошептала:
— Шесть часов. Не буди ты отца, спи, пожалуйста!
Я снова лёг и лежал долго-долго, уже птички запели, и дворники стали подметать, и за окном загудела машина. Уж теперь-то наверняка нужно было вставать. И я снова стал одеваться. Мама зашевелилась и подняла голову:
— Ну чего ты, беспокойная душа?
Я сказал:
— Опоздаем ведь! Который час?
— Пять минут седьмого, — сказала мама, — ты спи, не беспокойся, я тебя разбужу, когда надо.
И верно, она потом меня разбудила, и я оделся, умылся, поел и пошёл к школе. Мы с Мишей стали в пару, и скоро все с Раисой Ивановной впереди и с Еленой Степановной позади пошли в кино.
Там наш класс занял лучшие места в первом ряду, потом в зале стало темнеть, и началась картина. И мы увидели, как в широкой степи, недалеко от леса, сидели красные солдаты, как они пели песни и плясали под гармонь. Один солдат спал на солнышке, и недалеко от него паслись красивые кони, они щипали траву, ромашки и колокольчики. И веял лёгкий ветерок, и бежала чистая речка, а бородатый солдат у маленького костра рассказывал сказку про Жар-птицу.
И в это время откуда ни возьмись появились белые офицеры, их было очень много, и они начали стрелять, и красные стали падать и защищаться, но тех было гораздо больше...
И красный пулемётчик стал отстреливаться, но он увидал, что у него очень мало патронов, и заскрипел зубами, и заплакал.
Тут все наши ребята страшно зашумели, затопали и засвистели, кто в два пальца, а кто просто так. А у меня прямо защемило сердце, я не выдержал, выхватил свой пистолет и закричал что было сил:
— Первый класс «В»! Огонь!!!
И мы стали палить изо всех пистолетов сразу. Мы хотели во что бы то ни стало помочь красным. Я всё время стрелял в одного толстого фашиста, он всё бежал впереди весь в чёрных крестах и эполетах, я истратил на него, наверно, сто пистонов, но он даже не посмотрел в мою сторону. Пальба кругом стояла невыносимая. Валька бил с локтя, Андрюшка короткими очередями, а Мишка, наверно, был снайпером, потому что после каждого выстрела он кричал:
— Готов!
Но белые всё-таки не обращали на нас внимания, а всё лезли вперёд. Тогда я оглянулся и крикнул:
— На помощь! Выручай своих!
И все ребята из «А» и «Б» достали пугачи с пробками и давай бахать так, что потолки затряслись и запахло дымом, порохом и серой.
А в зале творилась страшная суета. Раиса Ивановна и Елена Степановна бегали по рядам, кричали:
— Перестаньте безобразничать! Прекратите!
А за ними бежали седенькие контролёрши и всё время спотыкались...
Но мы продолжали палить вовсю, потому что красный пулемётчик уже почти замолчал, он был ранен, и красная кровь текла по его бледному лицу... И у нас тоже почти кончились пистоны, и неизвестно, что было бы дальше, но в это время из-за леса выскочили красные кавалеристы, у них в руках сверкали шашки, и они врезались в самую гущу врагов!
И те побежали куда глаза глядят, за тридевять земель, а красные кричали «ура!».
И мы тоже, все как один, кричали «ура!». И когда белых не стало видно, я крикнул:
— Прекратить огонь!
И все перестали стрелять, а на экране заиграла музыка, и один парень уселся за стол и стал есть гречневую кашу.
И тут я понял, что очень устал и тоже хочу есть.
Потом картина кончилась очень хорошо, и мы разошлись по домам.
А в понедельник, когда мы пришли в школу, нас, всех мальчишек, кто был в кино, собрали в большом зале.
Там стоял стол. За столом сидел Фёдор Николаевич, наш директор. Он встал и сказал:
— Сдавай оружие!
И мы все по очереди подходили к его столу и сдавали оружие. На столе кроме пистолетов оказались две рогатки и трубка для стрельбы горохом. Фёдор Николаевич сказал:
— Мы сегодня утром советовались, что с вами делать. Были разные предложения... Но я объявляю вам всем устный выговор за нарушение правил поведения в закрытых помещениях! Кроме того, у вас, вероятно, будут снижены отметки за поведение. А теперь идите и учитесь хорошо!
И мы пошли учиться. Но я сидел и учился плохо. Я всё думал, что выговор — это очень скверно и что мама, наверно, будет сердиться...
А на переменке Мишка Слонов сказал:
— А всё-таки хорошо, что мы помогли красным продержаться до прихода своих!
И я сказал:
— Конечно!!! Хоть это и кино, а может быть, без нас они и не продержались бы! Кто знает...
Виктор Драгунский «Шляпа гроссмейстера»
В то утро я быстро справился с уроками, потому что они были нетрудные. Во-первых, я нарисовал домик бабы-яги, как она сидит у окошка и читает газету. А во-вторых, я сочинил предложение: «Мы построили салаш». А больше ничего не было задано. И я надел пальто, взял с собой горбушечку свежего хлеба и пошёл гулять на бульвар. На нашем бульваре в середине есть пруд, а в пруду плавают лебеди, гуси и утки.
В этот день был очень сильный ветер. И все листья на деревьях выворачивались наизнанку, и пруд был какой-то шершавый от ветра.
И, как только я пришёл на бульвар, я увидел, что сегодня почти никого нет, только двое каких-то незнакомых ребят бегают по дорожке, а на скамейке сидит дяденька и сам с собой играет в шахматы. Он сидит на скамейке боком, а позади него лежит его шляпа.
И в это время ветер вдруг задул особенно сильно, и эта самая дяденькина шляпа слетела со скамейки. А шахматист ничего не заметил, сидит себе, уткнулся в свои шахматы. Он, наверно, очень увлёкся и забыл про всё на свете. Я тоже, когда играю с папой в шахматы, ничего вокруг себя не вижу, потому что очень хочется выиграть. И вот ветер поднял эту шляпу, а потом она плавно начала опускаться и опустилась как раз перед теми незнакомыми ребятами, что играли на дорожке. Они оба протянули к ней руки. Но не тут-то было, потому что ветер!
Шляпа вдруг, как живая, подпрыгнула вверх, перелетела через этих ребят и красиво спланировала прямо в пруд! Но упала она не в воду, а одному лебедю прямо на голову. Утки очень испугались, и гуси тоже. Они бросились врассыпную от шляпы, кто куда. А вот лебеди, наоборот, очень заинтересовались, что это за штука такая получилась, и все подплыли к этому лебедю в шляпе. А он изо всех сил мотал головой, чтобы сбросить шляпу, но она никак не слетала, и все лебеди глядели на эти чудеса и, наверно, очень удивлялись.
Тогда эти незнакомые ребята на берегу стали приманивать лебедей к себе. Они свистели:
— Фью-фью-фью!
Как будто лебедь — это собака!
Я сказал:
— Сейчас я их приманю хлебом, а вы притащите сюда какую-нибудь палку подлиннее. Надо всё- таки отдать шляпу тому шахматисту. Может быть, он гроссмейстер...
И я вытащил свой хлеб из кармана, и стал его крошить, и бросать в воду, и, сколько было лебедей, и гусей, и уток, все поплыли ко мне. И у самого берега началась настоящая давка и толкотня. Просто птичий базар! И лебедь в шляпе тоже толкался и наклонял голову за хлебом, и шляпа с него наконец соскочила!
Она стала плавать довольно близко. Тут подоспели незнакомые ребята. Они раздобыли здоровенный шест, а на конце шеста был гвоздь. И ребята сразу стали удить эту шляпу. Но немножко не доставали. Тогда они взялись за руки, и у них получилась цепочка, и тот, который был с шестом, стал опять подлавливать шляпу.
Я ему говорю:
— Ты старайся её гвоздём в самую серёдку проткнуть! И подсекай, как ерша, знаешь?
А он говорит:
— Я, пожалуй, сейчас бухнусь в пруд, потому что меня слабо держат.
Я говорю:
— Дай-ка я!
Он говорит:
— Валяй! А то я обязательно бухнусь!
Я говорю:
— Держите меня оба за хлястик!
Они стали меня держать. А я взял шест двумя руками, весь вытянулся вперёд, да как размахнусь, да как шлёпнусь прямо лицом вперёд!
Хорошо ещё не сильно ушибся, там была мягкая грязь, так что получилось не больно.
Я говорю:
— Что же вы плохо держите! Не умеете держать, не беритесь!
Они говорят:
— Нет, мы хорошо держим! Это твой хлястик оторвался. Весь. С мясом.
Я говорю:
— Кладите мне его в карман, а сами держите просто за пальто, за хвост. Пальто небось не порвётся! Ну!
И опять потянулся шестом к шляпе. Я подождал немного, чтобы ветерок подогнал её поближе. И всё время потихоньку пригребал её к себе. Мне очень хотелось отдать её шахматисту. А вдруг он и вправду гроссмейстер? А может быть, это даже сам Ботвинник! Просто так вышел погулять, и всё. Ведь бывают же такие истории в жизни! Я отдам ему шляпу, а он мне скажет: «Спасибо, Денис!»
И я потом снимусь с ним на карточку и буду её потом всем показывать...
А может быть, он со мною даже согласится сыграть одну партию? А вдруг я выиграю? Бывают же такие случаи! И тут шляпа подплыла чуть поближе, я замахнулся и вонзил ей гвоздь в самую макушку. Незнакомые ребята закричали:
— Есть!
А я снял шляпу с гвоздя. Она была очень мокрая и тяжёлая.
Я сказал:
— Надо её выжать!
И один парнишка взял шляпу за свободный конец и стал её вертеть направо. А я вертел, наоборот, налево. И из шляпы потекла вода. Мы здорово её выжали, она даже лопнула поперёк. А мальчишка, который ничего не делал, сказал:
— Ну, всё в порядке. Давайте её сюда. Я отдам её дяденьке.
Я говорю:
— Ещё чего. Я сам отдам.
Тогда он стал тянуть шляпу к себе. А второй к себе. А я к себе. И у нас случайно получилась потасовка. И они вырвали подкладку из шляпы. И всю шляпу отняли у меня.
Я говорю:
— Я хлебом приманивал лебедей, мне и отдавать! Они говорят:
— А кто шест достал с гвоздём?
Я говорю:
— А чей хлястик оторвался?
Тогда один из них говорит:
— Ладно, уступи ему, Маркушка! Его всё равно ещё дома выдерут за хлястик!
Маркушка сказал:
— На, бери свою несчастную шляпу, — и наподдал ногой, как мяч.
А я схватил её и быстро побежал в конец аллеи, где сидел шахматист.
Я подбежал к нему и сказал:
— Дяденька, вот вам ваша шляпа!
— Где? — спросил он.
— Вот, — сказал я и протянул ему шляпу.
Он сказал:
— Ты ошибаешься, мальчик! Моя шляпа здесь, — и он оглянулся назад. А там, конечно, ничего не было.
Тогда он закричал:
— В чём дело? Где моя шляпа, я вас спрашиваю?
Я немножко отошёл от него и опять сказал:
— Вот она. Вот. Разве вы не видите?
А он прямо задохнулся.
— Что ты мне суёшь этот кошмарный блин? У меня была новенькая шляпа, где она?! Отвечай сейчас же!
Я ему говорю:
— Вашу шляпу унёс ветер, и она попала в пруд. Но я её уцепил гвоздём. А потом мы выжали из неё воду. Вот она. Берите... А это подкладка!
Он сказал:
— Сейчас я сведу тебя к твоим родителям!!!
Я сказал:
— Мама в институте. Папа на заводе. А вы, случайно, не Ботвинник?
Он совсем рассердился:
— Уйди, мальчик! Скройся с глаз! А то я тебе подсыплю!
Я ещё чуть-чуть отошёл и сказал:
— А то давайте сыграем?
Он в первый раз посмотрел на меня как следует. Он сказал:
— А ты разве умеешь?
Я сказал:
— Ого!
Тогда он вздохнул и сказал:
— Ну, садись!