Михаил Пришвин. Рассказы
Рассказы для детей Михаила Пришвина о мире природы, о мире животных, о мире птиц.
Интересные истории из жизни зверей.
Рассказы для внеклассного и семейного чтения.
Рассказы для чтения в детском саду. Рассказы для чтения в школе
Пришвин Михаил Михайлович «Дятел» Видел дятла: короткий — хвостик ведь у него маленький, летел, насадив себе на клюв большую еловую шишку. Он сел на берёзу, где у него была мастерская для шелушения шишек. Пробежал вверх по стволу с шишкой на клюве до знакомого места. Вдруг видит, что в развилине, где у него защемляются шишки, торчит отработанная и несброшенная шишка и новую шишку некуда девать. И — горе какое! — нечем сбросить старую: клюв-то занят. |
|
Михаил Пришвин «Курица на столбах» Весной соседи подарили нам четыре гусиных яйца, и мы подложили их в гнездо нашей чёрной курицы, прозванной Пиковой Дамой. Прошли положенные дни для высиживания, и Пиковая Дама вывела четырёх жёлтеньких гуськов. Они пищали, посвистывали совсем по-иному, чем цыплята, но Пиковая Дама, важная, нахохленная, не хотела ничего замечать и относилась к гусятам с той же материнской заботливостью, как к цыплятам. |
|
Михаил Пришвин «Медведь» Многие думают, будто пойти только в лес, где много медведей, и так они вот и набросятся, и съедят тебя, и останутся от козлика ножки да рожки. Такая это неправда! Медведи, как и всякий зверь, ходят по лесу с великой осторожностью, и, зачуяв человека, так удирают от него, что не только всего зверя, а не увидишь даже и мелькнувшего хвостика. |
|
Михаил Пришвин «Гаечки» Мне попала соринка в глаз. Пока я её вынимал, в другой глаз ещё попала соринка. Тогда я заметил, что ветер несёт на меня опилки и они тут же ложатся дорожкой в направлении ветра. Значит, в той стороне, откуда был ветер, кто-то работал над сухим деревом. Я пошёл на ветер по этой белой дорожке опилок и скоро увидел, что это две самые маленькие синицы, гайки, сизые с чёрными полосками на белых пухленьких щеках, работали носами по сухому дереву и добывали себе насекомых в гнилой древесине. |
|
Михаил Пришвин «Клюква» Егерь Кирсан умел так рассказывать, что поначалу кажется, будто это у него всё правда, и только под самый конец поймёшь, правду он говорит или дурачит нас. Так вот он стал рассказывать нам однажды, какая это кислая ягода клюква. — Кто же этого не знает, Кирсан Николаевич? — сказал ему кто-то из нас. — Я не про это, — ответил Кирсан. — Кто же, правда, не знает, что ягода клюква кислая? На то ведь она и есть клюква! А вот однажды мне пришла в голову мысль, и летом я жену попросил, чтобы она и на мою долю клюквы побольше собрала в болоте. |
|
Михаил Пришвин «Муравьи» Я устал на охоте за лисицами, и мне захотелось где-нибудь отдохнуть. Но лес был завален глубоким снегом, и сесть было некуда. Случайно взгляд мой упал на дерево, вокруг которого расположился гигантский, засыпанный снегом муравейник. Я взбираюсь вверх, сбрасываю снег, разгребаю сверху этот удивительный муравьиный сбор из хвоинок, сучков, лесных соринок и сажусь в тёплую ямку в муравейнике. Муравьи, конечно, об этом ничего не знают: они спят глубоко внизу. |
|
Михаил Пришвин «Осинкам холодно» В солнечный день осенью на опушке леса собрались молодые разноцветные осинки, густо одна к другой, как будто им там в лесу стало холодно и они вышли погреться на солнышко, на опушку. Так иногда в деревнях выходят люди посидеть на завалинке, отдохнуть, поговорить после трудового дня. |
|
Михаил Пришвин «Ястреб и жаворонок» Пришли к нам два огромных охотника с добрыми лицами, похожие на двух медведей: один побольше, другой поменьше; один повыше, другой покороче. — Не жалко вам охотиться? — спросила моя жена. — Когда как, — ответил охотник повыше. — Бывает и жалко, — сказал кто потолще. — Бывает! — подтвердил высокий. — Бывает, даже весь сморщишься, чтобы только слёзы не закапали. |
|
Михаил Пришвин «Именины осинки» Шиповник, наверно, с весны ещё пробрался внутрь по стволу к молодой осинке, и вот теперь когда время пришло осинке справлять свои именины, вся она вспыхнула красными благоухающими дикими розами. Гудят пчёлы и осы. Басят шмели. |
|
Михаил Пришвин «Старый дед» У старого огромного пня я сел прямо на землю, пень внутри — совершенная труха, только эту труху держит твёрдая крайняя древесина. А из трухи выросла берёзка и распустилась. И множество цветущих трав поднимается с земли к этому огромному пню, как к любимому деду... |
|
Михаил Пришвин «Вальдшнеп» Весна движется, но медленно. В озерке, ещё не совсем растаявшем, лягушки высунулись и урчат. Орех цветёт, но ещё не пылят жёлтой пыльцой его серёжки. Птичка на лету зацепит веточку, и не полетит от веточки жёлтый дымок. Исчезают последние клочки снега в лесу. Листва из-под снега выходит плотно слежалая, серая. |
|
Михаил Пришвин «Ореховые дымки» Барометр падает, но вместо благодетельного тёплого дождя приходит холодный ветер. И всё-таки весна продолжает продвигаться. За сегодняшний день позеленели лужайки сначала по краям ручьёв, потом по южным склонам берегов, возле дороги, и к вечеру зазеленело везде на земле. Красивы были волнистые линии пахоты на полях — нарастающее чёрное с поглощаемой зеленью. |
|
Михаил Пришвин «Деревья в плену» Весна сияла на небе, но лес ещё по- зимнему был засыпан снегом. Были ли вы снежной зимой в молодом лесу? Конечно, не были: туда и войти невозможно. Там, где летом вы шли по широкой дорожке, теперь через эту дорожку в ту и другую сторону лежат согнутые деревья, и так низко, что только зайцу под ними и пробежать. |
|
Михаил Пришвин «Жаркий час» В полях тает, а в лесу ещё снег лежит нетронутый плотными подушками на земле и на ветках деревьев, и деревья стоят в снежном плену. Тонкие стволики пригнулись к земле, примёрзли и ждут с часу на час освобождения. Наконец приходит этот жаркий час, самый счастливый для неподвижных деревьев и страшный для зверей и птиц. |
|
Рассказ про осень для младших школьников Михаил Пришвин «Поздняя осень» Осень длится, как узкий путь с крутыми заворотами. То мороз, то дождь, и вдруг снег, как зимой, метель белая с воем, и опять солнце, опять тепло и зеленеет. Вдали, в самом конце, берёзка стоит с золотыми листиками: как обмёрзла, так и осталась, и больше уже ветер с неё не может сорвать последних листов, — всё, что можно было, сорвал. |